Доппельгангеры семьи Бодари
Шрифт:
– К тебе месье Холлисток.
– Пусть заходит, зачем так громко стучать? И так голова болит.
– Так ты же не желаешь ни с кем общаться.
– Ему можно.
– Вот видите, вы у нее теперь в привилегированных друзьях, - сказал Жан, оборачиваясь к Холлистоку.
– Я для нее доктор, - ответил тот, открывая дверь, - а на докторов последняя надежда.
Полин сидела на кровати. Несмотря на вечернее время она была в пижаме, которую, по всей видимости, не снимала с самого утра.
–
– Я не чувствую, - ответила она, оглядываясь на незаправленную постель.
– У меня сегодня вообще настроение — хоть сразу в гроб ложись.
– В гробу не так и плохо, - Холлисток усмехнулся.
– Некоторые только там и спят.
– Вы о вампирах?
– О них, о них.
– А вы их видели? Я, например, верю только в то, что видела собственными глазами.
– А то, что с тобой происходит, разве не кажется тебе сверхъестественным? Ты превращаешься в другого человека — это, значит, нормально, а вампиров быть не может?
Полин пожала плечами:
– Я сказала, что их не видела, а не то, что их не существует.
– Ты когда-нибудь пробовала кровь?
– Холлисток подошел к кровати и сел рядом с ней.
– Кровь?
– на столь странный вопрос Полин отреагировала с удивительным спокойствием.
– Только свою, когда ранилась обо что-то.
– И как тебе?
– Не знаю... сложный вкус.
– Тебе придется сейчас попробовать ее еще раз, - Холлисток снял пиджак и медленно закатал рукав рубашки.
– Укусишь меня вот сюда, - он указал ей место на запястье, - и сделаешь пару глотков. Другого способа вылечить тебя нет.
Полин подняла на него удивленные глаза:
– Это такой новый метод лечения?
– Это самый старый метод. Люди с незапамятных времен восстанавливали себе силы кровью животных, а многие племена делают так и сейчас.
– Но вы же не животное!
– За неимением оного сойдет и так, - Холлисток усмехнулся.
– Пей, это твой единственный шанс, дважды предлагать что-то не в моих правилах. Моя кровь очистит твой организм от всех болезней, так что это великая привилегия, доступная очень не многим.
– Но ведь за все надо платить?
– Полин посмотрела на него, а затем вновь перевела взгляд на руку.
– В жизни по-другому не бывает... закон сохранения энергии.
Холлисток кивнул:
– Не волнуйся, твой отец обещал заплатить за все. Пей!
– Да пожалуйста!
– Полин пожала плечами.
– Мне уже все равно. Кстати, сразу после вашего ухода я пошла в лабораторию и сдала анализ на ВИЧ... вчера он подтвердился. Вы меня и от этого собираетесь вылечить?
– Et id transibit quoque.
– Что?
– И это тоже пройдет - это на латыни, - Холлисток улыбнулся.
– Пей!
Поднеся руку к самому её лицу,
– Пей!
– почти угрожающе произнес он.
Полин закрыла глаза. Жидкость во рту напоминала ей нелюбимый кисель, который постоянно варила бабушка, но именно это внезапное детское воспоминание помогло ей проглотить липкую густую массу. Следующий глоток дался уже легче — внутри появилось приятное жжение, а тело, словно пронзаемое тысячами острых иголок, сделалось почти невесомым. Третий глоток Полин делала уже с видимым удовольствием, а четвертый стал и вовсе желаем, но Холлисток, следивший за ней, уже отнял руку.
– Хватит!
– сказал он, прижимая рану к собственному рту, чтобы остановить кровотечение.
– Тебе этого достаточно.
– Мне хотелось еще, - тихо произнесла Полин, прислушиваясь к собственным ощущениям.
– Знаю!
– Генрих придирчиво посмотрел на запястье, на котором, впрочем, не осталось ни малейшего следа.
– Что со мной? Я как будто в невесомости.
– Это гормоны - сейчас организм вырабатывает их в огромном количестве. Это ни с чем не сравнимо, да?
– Да. Ваша кровь... она такая странная.... наверное, так и становятся вампирами, когда этого ощущения хочется еще и еще?
– Вампирами становятся, когда в организм человека поступает кровь вампира, смешанная с его собственной, - сказал Холлисток, спуская рукав рубашки и одевая пиджак.
– Ты вампиром не станешь.
– А вы точно вампир? Мне кажется, что в вас есть что-то еще...
Генрих улыбнулся:
– Правильно кажется, Полин. Но сейчас мы не будем искать правду — достаточно того, что вы чувствуете. Я даже не стану ничего делать с твоей памятью, убирать у тебя эти воспоминания... догадываешься, почему?
– Вы не боитесь, что я буду говорить об этом кому-нибудь?
– Нет, не боюсь. Тебе все равно никто и никогда не поверит, а наоборот, люди начнут сторониться тебя, считая умалишенной. Мне же удобно, что обо мне помнят — эти люди становятся моими верными адептами, и во многих странах мира, в сотнях городов, у меня есть верные союзники, обязанные мне всем и знающие, кто я такой. Некоторые действительно пытались рассказать обо мне третьим лицам, но о результате я уже говорил. Так что одевайся и давай займемся главным. Мы ждем тебя в гостиной... кстати, я слышу, как открывается дверь - пришел твой отец, а значит все в сборе.