Допрос с пристрастием
Шрифт:
Снизу раздались глухие удары – кто-то колотил в дверь. Клоп знал – кто. По крайней мере думал, что знал, потому что ждал Батона.
«Звонок надо провести, – подумал он, включая фонарь и спускаясь по пологим, мало приспособленным для ходьбы ступеням. И тут же одернул сам себя: – На кой ляд он тут нужен? У меня не притон и не катран. [18] На хер мне вообще эти гости… Если бы не Михалыч…»
Стук не прекращался. Надо будет просверлить дырочку, чтобы видно было, кто там толчется…
18
Катран –
Вздохнув и взявшись левой рукой за задвижку, правой Клоп уцепил маленький, но острый плотницкий топорик.
– Ну, кому так не терпится? – недовольно спросил он, перехватывая топорик поудобней: Батон не должен так колотить, он мужик степенный.
Но за дверью действительно стоял Батон, и он действительно не стучал, а стучал Черкес, которого Клоп не звал и не ждал. У него сразу испортилось настроение. Хотя с Черкесом они чалились на иркутской пятой зоне, но Клоп очень не любил неожиданностей.
– Где ты такую дверь надыбал? – широко улыбаясь, спросил Черкес. – Ее и динамитом не пробьешь!
– А ты что, стал динамитом работать? – вопросом на вопрос ответил Клоп, продолжая стоять в проходе и щурясь на незваного гостя.
– Чего стоишь, как вертухай на шмоне? – Батон тряхнул огромной сумкой. Послышался характерный стеклянный звон. – Заводи в хату!
Клоп пожевал губами и незаметно поставил топорик на место.
– Ну, заходите, – пересиливая себя, наконец, выдавил он.
В конце концов, эти двое четыре года жили с ним, в одном бараке, даже кушали вместе. [19] Черкес как-то раз впрягся за него во время «разборки» с дагестанскими наркоторговцами и заточкой проткнул одному дагу обе щеки. Да и вообще – за колючкой все на виду. Скрытая гниль, если она сидит в человеке, рано или поздно вылезает наружу. Но за Батоном и Черкесом косяков не числилось, они считались правильными пацанами. А то, что Батон привел кореша без спроса, так никакой подлянки в этом, скорей всего, нет.
19
«Кушать вместе» («Жить семейно») – вести общее хозяйство, поддерживать друг друга (блатной жаргон).
Клоп повел гостей в свое убежище. Ему не нравилось, когда сюда приходят посторонние. Да и «дела» ему давно надоели. Много лет он работал на износ, бился на двух фронтах и очень сильно устал. Хотелось отдыха, покоя, одиночества. Если бы не просьбы Михалыча, он бы просто гулял по набережной, может, попробовал бы ловить рыбу, спокойно смотрел телевизор и никаких пришельцев к себе не пустил, будь они хоть трижды «семенники»…
В узких коридорах едко пахло бетонной пылью, осенью и зимой здесь царил запах сырости. Но человек ко всему приспосабливается. У него диапазон выживаемости, как у крысы.
Когда зашли в «жилую комнату», Черкес покрутил головой, демонстрируя орлиный профиль. За тонкий загнутый нос, узкие жгуче-черные усы, пристальный взгляд черных цыганских глаз он и получил свою кликуху.
– Ну, ты, в натуре, как барыга!
– А чего делать? Я откинулся, а дом сгорел. Соседей расселили кого куда, а мне – в лоб: иди туда, откуда вышел! Вот и пришлось самому шустрить… Паша Железняк мне дверь подогнал, пристрелил ее дюбелями к бетону, так и обжился постепенно…
В его голосе звучала законная гордость.
– И чо власть, не гонит? – поинтересовался Черкес, обходя галерею помещений. В дальних еще остались квадратные и круглые отверстия, сквозь которые виднелись набережная и мутные воды Дона. Черкес несколько раз плюнул вниз, и ему это понравилось. – Менты не «наезжали»?
Клоп вздохнул. Он боялся, что в один далеко не прекрасный день придут какие-нибудь инженеры или как их там, приведут участкового – и выгонят к чертовой матери… Но что поделаешь… Воровская жизнь приучила Клопа к тому, что в любой момент можно потерять все – вещи, свободу, жизнь. Пока не трогают – и ладно.
– За три года ни одна падла не «наехала».
– Харэ порожняки гонять! [20] – Батон брякнул принесенной сумкой. Достал водку, хлеб, паштет, сыр, банку соленых огурцов, пакет с чебуреками.
– Гуляем, братва!
– Что, лабаз ломанули? – как бы из вежливости поинтересовался Клоп.
Обычно на такие вопросы отвечать не принято. А задавать – тем более. Чужаку за них и язык отрезать можно. Однако среди своих другие расклады.
– Лабаз не лабаз, – хохотнул Батон. Его круглое рыхлое лицо напоминало булку непропеченного хлеба. А маленькие, глубоко посаженные глаза будто выдавили в белой мякоти пальцами. – Шкет с пацанами палатку на набережной сломали. Ну, и отстегнули долю, как положено… А чебуреки рядом, в «Крепости» взяли.
20
Хватит болтать впустую (блатной жаргон).
Водка сразу ударила в голову, обволокла душу теплым мягким дурманом. Растеклась по телу тихая хмельная радость. Сочно хрустнули на зубах соленые огурчики. Следом за ними хорошо пошли еще теплые чебуреки. Все трое ели быстро и жадно, также бестолково и спешно пили. Без разговора, без тостов, как принято у зэков и животных – набить утробу, пока не отобрали. Одна бутылка глухо упала на ковер, вторая, третья…
– Вот по твоей теме! – вспомнил вдруг Батон и выложил из карманов четыре дешевых мобильника. Клоп их осмотрел, проверил, обращая внимание на наличие заряда.
– Пятьсот, больше не дам!
Батон безразлично хлопнул белесыми ресницами, и Клоп, опасливо озираясь, извлек из своей «постели» несколько купюр.
– На, держи…
– А насчет остального, на днях перетрем с людьми, – сказал Батон, разливая четвертую бутылку. – Есть пацаны, на хату нацелились, только у всех вопросы: с чего ты вообще вдруг делюгу ищешь? Вроде отошел уже…
– Бабки нужны, – глядя в сторону, хмуро пояснил Клоп.
Черкес засмеялся.
– А кому не нужны? Только не пойму – сколько ты на этих мобилах заработаешь? Одни слезы…