Дориан Дарроу: Заговор кукол
Шрифт:
— Я оставляю им достаточно свободы воли, чтобы сделать выбор. — Френсис снял перчатки с куклы и продемонстрировал торчащий из запястья штырь. — Не только маска тела, но и личности. Иначе кого бы вышло обмануть?
— Скажите, а вы тоже слышите этот звук? Он весьма неприятен.
— Скоро исчезнет, — пообещал Дайтон и, протянув ей чашу, попросил: — Будьте так любезны передать вот это молодому человеку. Только осторожней, не пролейте.
Она шла ко мне, чеканя шаг. Качался колокол юбки,
— Вот, — кукла протянула мне чашу. Пришлось коснуться ее рук, теплых, почти как настоящие. — Вы дрожите? Вы плохо себя чувствуете? Знаете, со мной тоже случается.
Я не дрожу. Я не дрожал, но едва не выпустил чашу. Кукла помешала.
— Вам следует прилечь. Моя тетушка всегда советует мне прилечь и приносит молоко. Но… вам, наверное, кровь привычнее?
— Видишь, Дориан, как она заботлива? А теперь, милая, отнеси ему и вот это.
Пистолет она взяла двумя пальчиками и несла с выражением крайней брезгливости. В руку же уронила. Я поймал.
Странно это. На одном колене смерть в серебре, на втором — в свинце. Я могу выстрелить в него, и тогда Эмили умрет. Я могу выпить яд, и тогда… может быть она останется жива.
Ему нравится играть в благородство.
— Возьми, Дориан, будь любезен.
И снова хронометр, на сей раз вложенный в руку куклы.
— У тебя тоже есть выбор. Ты можешь убить меня. И можешь умереть. Во втором случае, твоя сестра останется жива. И американка тоже. Я просто сделаю так, что она потеряет несколько часов памяти.
— Ты дашь слово?
— Ты проживешь достаточно, чтобы убедиться в моей честности. И в случае обмана успеешь выстрелить.
Запах крови щекотал нос.
Почему не вино? С вином мне было бы проще. С водой тоже. С чем угодно, но только не с кровью. Меня вывернет секунд через десять.
С другой стороны, это — шанс. И я, положив пистолет на широкий подлокотник, обеими руками поднял чашу:
— Я бы хотел, чтобы все сложилось иначе.
Френсис ничего не ответил. Он подошел к капсуле и положил руки на стекло.
Первый глоток дался легко. И второй. Третий застрял в горле, а четвертого не потребовалось. У этой крови сладковатый привкус, от которого вяжет рот и склеивает зубы.
Дайтон, наклонившись, нажал на что-то, и капсула с хрустом накренилась.
— Вам помочь? — заботливо спросила кукла.
Я закрыл глаза, принимая первую волну жара. Сколько времени у меня есть? Если очень постараться… Я постараюсь.
Стекло скрежетнуло о камень.
— Тебе совсем не интересно? — поинтересовался Френсис, и глаза пришлось открыть.
Пока
Дайтон двумя ударами сбил стопора на крышке и отступил в сторону, позволяя желтоватой жиже выплеснуться на камень. Приливной волной вынесло и Эмили, но тело застряло в горле сосуда.
Надо встать. Надо самому ее вытащить. Надо просто постараться и… Комната качнулась, а ноги свело судорогой. И комок знакомый в горле застрял.
Френсис, сидя на корточках, срывал провода. Когда не осталась ни одного, он перехватил Эмили за талию и оттащил к столу.
— Н-не надо, — мне удалось говорить, не разжимая зубы. — Рядом с трупом. Испугается.
Ее тело, расчерченное странными узорами, было живо. Я слышал как бьется сердце, как сипят легкие, выталкивая остатки жижы, как гвоздят камень кукольные каблуки и как игла пробивает кожу.
Я судорожно сглатывал рвоту, и пытался дотянуть до момента, когда Эмили откроет глаза.
Кукла вдруг вздрогнула и рухнула на пол, забившись в судороге, совсем как та девочка.
Не надо ее жалеть. Она мертвая. Она — игрушка! Всего-навсего…
Тошнит.
Держаться. Сердцебиение Эмили ускоряется. Ресницы дрожат, и веки сухо царапают склеру.
— Вот и все, Дориан. Я честно сыграл.
И я… хотел бы… честно. Рук не ощущаю, и ног тоже. Все-таки меня выворачивает, но Френсису все равно. Он взваливает на плечо Минди и уходит.
Его шаги сталкиваются с другими, тяжелыми и торопливыми. Я слышу их также четко, как и все, происходящее вокруг.
Слышу гудение воды в трубах.
Слышу треск поленьев в топке и кипение воды в котлах.
Слышу звонкий цокот копыт и шорох босых ног по каменным плитам.
И снова шаги. Грохочут. Много. Быстро. Близко.
Вдох и выдох. Влажный клекот в легких. И выстрел, оглушительно громкий, выбивший иные звуки. С последней волной жара мне не справиться.
— Дорри, сученыш, не смей помирать!
Удар. Щеки немеют, губы горячие, чужие.
— Слышишь?
— Вызовите врача!
Не поможет.
— Отпустите моего брата! Уолтер, сделайте же…
Откуда здесь Ульрик?
— Не смей! Слышишь меня?
— Оставьте его. Ульрик, мои соболезнования.
Этого не знаю. Надо открыть глаза. Я жив. Жив? Ненадолго. Под сердцем холодно. Раньше жарко было, а теперь холодно. Если бы не стошнило, я бы уже умер.
Но я жив, и шанс есть.
Решение очевидно. Сказать надо.
— Священника звать надо…
— Пр-р-ридурки!
— Заткните свою птицу, Персиваль!
Персиваль. Очевидно все. Кали. Тхаги. Кровь. Переливание. Не получалось, потому что не было сродства.