Дориан Дарроу: Заговор кукол
Шрифт:
Ведь если ты смотришь в кого-то, то кто-то смотрит в тебя. И как знать, что он увидит?
— …однако обстоятельства дела таковы, что при всем моем желании, я не позволю…
Вялые губы выплевывают слова. Прыгает кадык над шейным платком, узел и складки которого по-прежнему совершенны.
Будто не было вызова и краткого допроса, что прервался столь же неожиданно, как и начался.
Не было сумасшедшей скачки, во время которой Ульрик пытался понять, что происходит, но от его вопросов отмахивались.
Не
Выстрела и пули, вошедшей в старый камень больничной стены в миллиметре над головой гиганта. А взъерошенный ворон на его плече не кричал:
— Никогда!
— …и вы должны радоваться…
Ульрик пытался радоваться, как пытался слушать лорда Фэйра. Впрочем, первое, в отличие от второго, было необязательно.
Внутри холодно. Дыра под сердцем, точно его вытащили, а потом сунули обратно, не слишком заботясь о том, чтобы зарастить рану.
Кровью пахнет.
Выпил уже пинты две, но мало. Это потому что кровь ненастоящая.
— Суда не будет, — Ульрик заставил себя повернуться к камину. Жар огня ощущался столь же четко, как холод древних стен. — Вы это хотите сказать? Ублюдок, который пытался убить…
— …но не убил!
— …моего брата…
— …и вашу сестру, о существовании которой вы предпочитали не распространяться…
— …останется безнаказанным?
Если говорить одновременно, огонь перемешает слова, как кости в кубке. И стоит ли ждать у судьбы хорошего сочетания?
— Да, — четко выговорил лорд Фэйр. — Суда не будет.
— Он преступник.
— Несомненно. Однако он гений. А Королевству гении нужны.
— И ради этого вы пойдете на подлость?
Губы лорда Фэйра выгибаются в улыбке. Ему, должно быть, надоело отвечать на подобные вопросы, но ради Ульрика сделает исключение.
— Ради блага Королевства я пойду на что угодно. И вы пойдете. Если в том будет нужда.
— Но я…
— И вы, и ваш излишне везучий братец будете молчать. Если не хотите, конечно, сами попасть под суд. Скажем, по обвинению в измене. Или по другому, куда более скандальному.
Трость скользнула по камню с противным скрежещущим звуком.
— Мне нет до вас дела, Ульрик, — мягко произнес лорд Фэйр, приглаживая бакенбарды. — Но ровным счетом до тех пор, пока вы не совершите чего-то, что действительно причинит вред Королевству. Помните об этом.
Поднявшись, он сбил с рукава серый листик пепла и добавил:
— С бароном фон Пуфферхом я сам объяснюсь. Вам же советую подыскать другую невесту. А лучше куда-нибудь уехать. В Индии, говорят, весьма много возможностей для юношей честолюбивых.
Лорд Фэйр направился к двери. И шел он, едва заметно прихрамывая на левую ногу, а на облизанной, разогретой пламенем щеке виднелась ссадина.
Все-таки сволочь он.
—
И да, и нет. Помощь нужна — дыра в груди разрастается, но только здешние врачи ее не залатают. Разве что сестры милосердия…
Нельзя убивать сейчас.
Нельзя.
И Ульрик сидел у камина, глядя на огонь и пытаясь представить, что ему тепло.
Холодно. Пальцы зябнут. И губы тоже. А во рту сухо и проклятая дыра растет. Ульрик проклят вместе с этим миром, где вот так просто перечеркнуть подлость и смерть. Во благо Королевства.
— Во благо, — повторил Ульрик, вскакивая.
Он выскользнул за дверь, смешавшись с тенями в узком коридоре. Он минул многие двери, за которыми прятались люди. От них остро пахло болезнью и страданиями, и запахи эти лишь подхлестывали. Добравшись до лестницы, Ульрик поднялся этажом выше. Замер, вслушиваясь в темноту.
Тихо.
Быстро успокоился древний монастырь бенедектинок, а ныне — больницы святой Бригитты. И придя в себя от шока, вызванного событиями столь странными и страшными, он заперся в спасительной чопорности привычного бытия.
Хорошо.
Нужная дверь была открыта.
Встрепенулась сиделка, поднялась навстречу и снова упала в кресло. Ульрик поправил чепец, прошептав:
— Спокойного тебе сна.
У ног сиделки стояла корзинка с рукоделием. Нашлись в ней и ножницы, к счастью, хорошо заточенные. Ульрик провел по лезвию языком, после не удержался, лизнул и запястье.
Пахло лавандовым мылом и немного опиумом.
Пробив грудину, ножницы вошли в сердце. Сиделка дернулась и открыла глаза. Плохо. Ульрик не любил смотреть в глаза мертвецам.
Отвернувшись, он закрыл веки. Глубоко вдохнул, успокаивая суматошный бег сердца. Сглотнул слюну и, вытащив ножницы — за лезвием протянулась красная нить — быстро облизал.
Спавшая не проснулась.
Ее лицо темным пятном выделялось на белой подушке. Черты были неразличимы, да Ульрик и не вглядывался. Он коснулся запястья, нащупывая слабую нить пульса, и вложил в ладони скользкие рукояти ножниц. Обняв, прошептал на ухо:
— Вставай.
Ее ресницы затрепетали.
— Вставай, Эмили.
Ее кожа была мокра от пота.
Убивать плохо. Но если очень хочется, то… он должен получить свободу! Он заслужил.
Она открывает глаза. До чего же медлительна! Хочется схватить за плечи и тряхнуть хорошенько.
— Т-ты…
Вопрос? Утверждение? Плевать.
— Я. Пойдем.
— Куда?
— Здесь близко.
Ульрик помогает подняться, поддерживает и ведет к двери, изнывая от желания вцепиться клыками в глотку. Глотка белая с полустертыми чернильными линиями.