Дорога беглецов

Перри Девни

Он подавлял меня, и я начинала понимать это по мере того, как отдалялась от Бостона. Ему было наплевать на мои идеи и чувства, потому что он был бизнес-магнатом, а я всего лишь бедной девочкой, которую он превратил в принцессу.

Он не мог понять, почему я рассталась с его богатством из-за глупой служебной интрижки.

Поэтому нет, я не хотела знать.

Джемма знала, что я не хочу иметь с ним ничего общего. Так зачем вообще поднимать этот вопрос? Томас заболел или что-то

в этом роде? Он был ранен? У него были неприятности?

— Скажи мне. — Черт бы тебя побрал, любопытство.

— Это, гм, помощница.

Я съежилась. Ни Джемма, ни я не произносили имени этой женщины. Эта сука сидела напротив меня несколько месяцев, улыбалась и притворялась подругой, в то время как тайно трахалась с моим мужем. Возможно, он уволил ее.

— Она беременна.

Телефонная трубка упала, черный пластик врезался в стену под кабинкой. Шнур раскачивался взад-вперед, как человек, болтающийся в петле. Прямо как мой брак.

Мертвый.

— Лондин! — завопил в трубке голос Джеммы, заставив меня поднять ее обратно.

— Я здесь. — Я прочистила горло. — Он звонил, чтобы сказать тебе это? Зачем? — Разве он не причинил мне достаточно боли? Почему он не мог оставить меня в неведении?

Джемма вздохнула.

— Он хотел, чтобы ты знала на случай, если решишь вернуться.

— Я никогда не вернусь. — Не сейчас.

— Мне жаль, — прошептала Джемма. — Я не должна была тебе говорить.

— Нет, я рада, что ты мне рассказала. Я хотела бы знать. Это ничего не меняет. Он сказал что-нибудь еще?

— Только то, что он беспокоится о тебе.

— Ну, у него сейчас есть о чем беспокоиться. — Например, о том, как разобраться с врачом, который проводил ему вазэктомию. — Я собираюсь отпустить тебя. Уверена, что ты занята.

— Мне не следовало тебе говорить, — пробормотала она. — Ты скоро позвонишь мне снова?

— Конечно. — Я не хотела говорить, что это ложь, но мне показалось, что это так. Я не могла представить, что не говорю с Джеммой, но один звонок — и я вернулась к той жизни, которую только что покинула. Возможно, было бы лучше временно прервать с ней отношения. Я позвоню еще раз, но не так скоро, как она, вероятно, предполагает.

— Береги себя, — сказала она.

— Пока. — Я положила трубку на серебристую подставку.

В кармане у меня оставалось еще две монеты по двадцать пять центов, чтобы позвонить еще раз. Я стояла, уставившись на клавиатуру телефона. Позвонить Томасу? Желание закричать поднялось у меня в груди, и мои пальцы коснулись телефона.

После развода я не злилась. Я оцепенела и молчала. Мой адвокат уговаривал меня оставаться такой, чтобы он мог добиться для меня наилучшего урегулирования. У нас с Томасом, возможно, и был брачный контракт, но в итоге Томас все равно заплатил.

Я наняла действительно

хорошего адвоката.

Помимо моих собственных сбережений, я отняла у своего брака десять миллионов долларов в рамках бракоразводного процесса. Каждый цент теперь шел на нужды организации, которая помогала сбежавшим из дома детям. На эти деньги можно было купить одежду и кров. На эти деньги оплачивалось образование и долгосрочное жилье.

Томас помог мне занять более высокое положение в жизни. Теперь его деньги помогали другим несчастным детям, которые нуждались в помощи. Это пожертвование облегчило боль от развода. Это помогло мне сохранить самообладание.

До сих пор.

Пошел он к черту. Я отошла от телефона, сжав кулаки и стиснув зубы.

Томас не заслуживал и пятидесяти центов.

Отвернувшись от телефона, я практически бегом бросилась к машине. Выехала на дорогу и проехала мимо съезда на шоссе между штатами. Подняв руку, я показала ему средний палец.

К черту шоссе. К черту помощницу. К черту мужей, которые в тридцать лет делали вазэктомию, потому что не планировали жениться пять лет спустя.

Я была исключением из тщательно спланированной жизни Томаса. Это было спонтанное решение, принятое по велению сердца.

Этот малыш появился потому, что Томас следовал за своим членом.

К черту его.

Желтые полосы посреди асфальта расплывались, когда слезы застилали мне глаза. Я надела солнцезащитные очки и сморгнула их.

Мили и мили проносились мимо, пока я ехала по тихому шоссе. Деревья, окаймлявшие дорогу, были яркими и высокими под июньским небом. Над головой летали птицы. Время от времени у дороги появлялся ручей, который целовал дорогу, прежде чем исчезнуть в пышной зелени.

Здесь было живописно, и это невозможно было не оценить.

У меня в голове возник образ Томаса и помощницы, держащих на руках младенца, завернутого в розовое.

По иронии судьбы, Томас обрюхатил не ту женщину. Он умолял меня остаться, и, если бы у нас был ребенок, я бы его не бросила. Предательство это или нет, я бы не стала забирать ребенка из жизни, в которой он или она ни в чем не нуждались бы.

Но у меня не было ребенка. У меня не было семьи и, вероятно, никогда не будет.

Слезы снова подступили к глазам, но я не позволила им пролиться.

— Хватит, — прошептала я себе. — Он больше ничего не получит.

Это путешествие дало мне цель. Мне не нужна была семья, когда я была свободна.

Крепко держась за руль одной рукой, я подняла другую в воздух. В тот момент, когда кончики моих пальцев коснулись лобового стекла, они похолодели. Солнце начало садиться, и стало прохладнее.

Около часа назад я въехала в Западную Вирджинию, и большой выцветший указатель приветствовал меня на въезде в этот штат.