Дорога через миры (сборник фантастических рассказов)
Шрифт:
— Утянуло? Как? Куда?
— Туда или туда. Всё равно. Там страшно.
Девочка замолчала. Потом, видя, что взрослая непонимающе смотрит на неё, объяснила.
— Мы с родителями ехали к бабушке. Когда остановились на заправке, я вышла погулять. Мы долго ехали, и у меня ноги похолодели. Там была белая полоса. Очень чистая, как будто её только что нарисовали. И я пошла по ней — мы с братом так играли. Нужно идти осторожно, точно по полосе, чтобы даже подошва не выставлялась за край. Я дошла до края заправки и хотела вернуться…
Девочка замолчала,
— Там были страшные монстры. Везде, вокруг. Далеко-далеко, до самого горизонта. Они шевелились — мерзко, как черви. Тянули руки и щупальца, грызли друг друга. Они были разные — с одной стороны и с другой. Но мне было всё равно, они скалились все. Они видели меня, они хотели меня съесть…
Она говорила, и речь её становилась всё быстрее, а в самом конце сорвалась на всхлип. Девочка умолкла ненадолго, а потом продолжила.
— Я не смогла развернуться на полосе. Брат умел, а я не смогла. Он всегда побеждал.
Девочка шла, низко склонив голову, но Ольга видела дорожки слез у неё на щеках.
Ольга ехала рядом всю ночь. И утро.
Среди ржавой пустыни шла по дороге девочка. Чуть позади держалась красная машина. Но вот машина начала сбавлять ход — расстояние между ней и девочкой всё увеличивалось. Наконец, машина остановилась. Сидящая внутри девушка долго смотрела в ту сторону, даже когда ребёнок скрылся из виду… Она не знала, сколько простояла тогда в пустыне…
Но когда вернулась к обычной жизни, никогда не наступала на белую полосу на асфальте…
Перекрёстки времён
Виталий Гребеник (Кинеберг). Последнее лето детства
Есть такое место на берегу Днепра. Ниже Хортицы по течению, где только начинает свой разлив Каховское водохранилище, похоронившее под своими водами древние пороги, маленькие и большие села, плавни, небольшие скифские курганы и легенды.
Заросшие камышом берега, чавкающая под босыми ступнями глина вперемешку с илом. Небольшая затока, ничем не отличающаяся от десятков таких же, как она.
На берегу раскинулся бывший пионерлагерь, а нынче ДОЛ — детский оздоровительный лагерь «Восход». Старенькие, видавшие виды и не одно поколение пионеров, скаутов и просто пацанов и девчонок, одноэтажные домики. По два на каждый отряд. Потрескавшийся, давно не ремонтированный асфальт дорожек, и площадки с флагштоком. Стенды, призывающие быть смелым, добрым, прыгать выше, дальше и быстрее, выделяются в буйно разросшейся зелени каким-то серо-бурым цветом призывов и блёкло-красными пионерскими галстуками, проступающими под облупленной краской. Футбольное поле с покосившимися воротами, утоптанное не одним десятком лет и десятком тысяч ног.
Приезжаю сюда не часто — раза два-три в год. И даже не в занятости дело.
Просто ранней весной и поздней осенью делать тут совершенно нечего — сыро, холодно, и постоянный пронизывающий ветер. Не говоря уж о зиме. А летом здесь — детское царство. Вот и выбираюсь сюда в конце мая или в начале сентября, когда «тепло, светло и мухи не кусают».
Люблю это место.
Дышит оно детством и покоем. И чувствуется в нем какая-то сила… энергия, что ли…
Хотя… какая энергия и сила? Скорее всего, свежий воздух и ностальгия. А ещё здесь всегда особенно остро ощущаю чувство вины.
Вот такой моральный мазохизм.
Эту девочку я увидел сразу, как только вошёл в ворота лагеря. Такие глазищи нельзя было не заметить. Два озера. Глубоких-глубоких. Серых.
— Как тебя зовут? — а я стою и не могу произнести ни слова.
— Какой ты смешной! — пробивается откуда-то снаружи звонкий колокольчик смеха, — я Марина.
— В-в-витя, — с трудом вернувшись на землю, только и смог промямлить.
— Мы, наверное, в одном отряде будем. Правда, здорово? — она взяла меня за руку и потащила к нестройной толпе ребят.
Так и получилось — мы попали в один и тот же, третий, отряд. А к середине смены уже были не разлей вода: на обед — вместе, в бассейн — вместе…
Ну, а пацаны — как пацаны:
— Тили-тили-тесто, жених и невеста!
— Ты девчонка! С девчонкой дружишь! А куклы твои где?!
И так они меня достали… Особенно старался Алик, наш неформальный лидер. Здоровый пацан, на год старше нас, по каким то причинам не попавший во второй отряд.
Может, я и перетерпел бы до конца смены, но тут подошли соревнования по футболу между отрядами.
Мы, все мальчики отряда, сидели на траве за пищеблоком и обсуждали предстоящие игры. Я сказал, что неплохо стою на воротах.
— Если не бросишь с девчонками водиться, не будешь в команде, — Алик был непреклонен.
— Футбол — настоящая мужская игра, бабам здесь не место! Выбирай — или ты баба, или ты мужик, — пыхтел он сигаретой, украдкой оглядываясь по сторонам.
Я что-то мямлил, оправдывался. Колька что-то говорил в мою защиту.
— Всё, я сказал, — грозно пробасил наш лидер, распираемый чувством собственной важности, — я капитан команды — и мне решать!
Он щелчком, как курильщик со стажем, откинул «бычок». Не торопясь, поднялся, и так же, не торопясь, проследовал к отрядному домику, сопровождаемый верными «оруженосцами» Игорёшей и Петькой. Чуть поотстав, плелись за ним остальные ребята. Я остался сидеть на пожухлой от палящего солнца траве. Я делал выбор.
На ужин я пошёл с ребятами. Нужно было видеть выражение лиц девчонок, когда я прошёл мимо Марины. За общим столом в тот раз мы сидели отдельно.