Дорога до Солнца
Шрифт:
Посмотри лучше, какая тишина вокруг!
И правда – тишина. Только шелест листьев, который, надо сказать, был очень приятным, отделял Тэкеши от абсолютной спокойствия. Деревья как будто тоже уговаривали заблудившегося воина остаться. На входе в лес, густой и темный, прямо на стволе дерева,
выгравировано:
Прислушайся, тут говорят шепотом
По телу самурая пробежали мурашки, заставившие его поежиться и вздрогнуть, и в голове сразу раздался громкий голос, который будил их раньше по утрам – его господин. И детский крик… И все стихло.
Как только густая крона многовековых деревьев сомкнулась за его спиной, в голове не осталось и эха от прошлых звуков. Не меньше часа герой шел в полной тишине, в сопровождении только одного лишь шепота. Шептал ли это кто-то в лесу, или может деревья так делились с ним мудростью, которой обросли за столько лет, а может это его собственные мысли, которые он не решался озвучить себе всю жизнь сейчас вырывались наружу. Пускай они были не громче шелеста деревьев, но кажется, будто Тэкеши оглох бы от их пронзительности, будь они хоть самую малость громче. Так или иначе, ронин был уверен, что ему больше никогда не надо возвращаться в Эдо, его ничего не держит и никто не ждет. Что дальше? Куда теперь?.. А так ли это важно? Сейчас надо лишь найти ночлег, потому что солнце уже сменилось луной, и теперь тысячи тысяч звезд, как маленькие глаза, смотрят на него и ждут: как же дальше сложится его жизнь.
Выйдя из леса, в низине, на склоне одного из холмов Тэкеши увидел несколько огней. Похоже это деревня.
Глава 2. Незваный гость
Ее избалованный вид,
Поблекший в сей тени раздора,
Щедр на свои скалы и хребты,
Красив на свои прекраснейшие горы.
Безнадежность – не помеха ей,
Продолжит быть она сплоченной.
Жемчуг родины моей,
Процветай, живи, ни беды не знай, ни горя!
Запах сырости и плесени ударил в нос. Да, бывали пробуждения и поприятнее. Открыв глаза, Тэкеши понял, что ничего не изменилось: он лежал на полу в комнате, где окон не было, а во всем остальном доме окна были настолько грязными, что едва пропускали солнечный свет; темнота осталась темнотой.
Не то что бы прошлой ночью у него было много времени на осмотр. Увидев пустой, полузаброшенный дом, воин понял, что очень устал, и, если он хотя бы попробует найти другое место для ночлега, ноги его предадут и откажутся служить. И раны, о которых он напрочь забыл, пока пребывал в том раю, резко дали о себе знать, точно, как маленькие дети, будто бы нарочно просыпаются и заливаются неистовым криком именно в тот момент, когда изнеможенная мать смыкает глаза, мечтая о мимолетном мгновении тишины. Да и погода не оставляла страннику выбора: от приятного тепла и лучей ласкового солнца, в которых наш герой только что нежился, не осталось и воспоминания. Дул холодный ветер, порывы которого кричали в уши, предупреждая, что с каждым часом ночи, с каждой новой звездой на небе природа будет все беспощадней; если случайный гость не укроется под крышей, кровь в его жилах замерзнет и, возможно, никогда больше не запульсирует фонтаном жизни.
Прошло несколько минут; глаза Тэкеши начали постепенно привыкать, они как голодный крестьянин на пиру в императорском дворце выхватывали из когтей темноты все больше предметов, и придвигали к себе, словно блюда с аппетитной едой, которой до этого были лишены. Все это было настолько необычно, что в воине даже проснулся азарт, вот уже различимы очертания низенького стола, который находится в двух метрах от… Что же это? Горшок! Определенно, это большой горшок, и Тэкеши был готов поклясться своим мечом, что он смог разглядеть листья, пожелтевшие и до конца высохшие. Когда-то давно тут росло крепкое и сочное растение. А вот из черноты показался угол шкафа, нужно лишь немного подождать, пока громила осмелится выйти целиком. Так необычная пустая комната, напоминавшая темное ущелье, в которое заглядываешь и не видишь абсолютно ничего, постепенно наполнилась обычной мебелью. Чернота ушла, ее работа тут сделана, оставив за собой тусклый свет, непонятно откуда исходящий, которого хватало исключительно на то, чтобы распознать очертания, но цвета, рельеф и текстура были по-прежнему недоступны путнику. Пустота в голове тоже постепенно начала заполняться: Тэкеши вспомнил все, что с ним случилось до этого. Гробовая тишина нарушилась. В доме все осталось как прежде, и на улице мало что изменилось.
В голове Тэкеши проснулись все мысли, которые дремали, пока он спасал мебель из лап темноты. Но и они все затерялись в красном пламени, заполнившим все его сознание – Тэкеши попытался встать, опрометчиво решив, что раны в его плече ему это позволят. Да, стоило, наверное, обработать их перед тем, как он ложился на грязный пол в незнакомом доме. Что же, делать нечего. Зажмурившись, стиснув зубы, самурай сделал резкое движение. Боль пронзила тело вновь, закрытые глаза не спасли от вспышки огненного цвета, словно выжженной на внутренней стороне век. Ничего, нужно просто перетерпеть, но как же неумолимо долго тянется время! Лишь когда направляемый острыми иглами, словно окружавшими его, заставляющими содрогаться от каждого движения, раненый добрался до стены и оперся на нее, алое пламя стало розовым, позволив вновь увидеть комнату, которую герой с таким трудом восстановил из темноты. Шаг. Снова пламя. Другой. Все повторилось. Так герой добрался до дверного проема. Постепенно, организм привык и научился не замечать боли. Отлично, теперь пора заняться раной всерьез.
Подойдя к зеркалу, мутному и грязному, сняв слой пыли, что позволило хоть отдаленно увидеть свое отражение, Тэкеши стал аккуратно расшнуровывать свои доспехи. Взглянув в круглое окошко, которое оставили его руки на зеркале, протирая его, он увидел себя, стоявшего в некогда белой с легким чайным оттенком рубахе. Да, сейчас белым, пожалуй, был только правый край, остальное же представляло собой все возможные оттенки красного, от самого темного, в месте соприкосновения с плотью, похожего уже на черный, до светлого, едва уловимого.
Раненый воин сделал глубокий вдох и тесно сжал зубы, когда ткань, которая за сутки покрылась коркой крови, запекшейся под темным металлом брони за прошедший солнечный день, отходила от ран. Теперь из металлической рамы зеркала на Тэкеши смотрел изнуренный мужчина; мышцы, некогда украшавшие его тело, теперь не просматривались за густой краснотой. Над лопаткой зияла отвратительная дыра, края которой разверзлись так, что у плоти не было возможности даже схватиться, не то что срастись. Да, тот верзила был силен, раз пробил его доспех.
Трава была холодной, но приятно ласкала голые стопы. В доме не оказалось воды; неудивительно, похоже в него никто не заходил годами. Тэкеши смутно помнит, но, кажется, вчера ночью, проходя по дороге, он слышал всплески.
Вода в озере была не такой синей, как во вчерашней речке, тут она была зеленоватой: холмы, возвышавшиеся стеной, не дающие чужому взгляду обнаружить это место, отражались в ровной глади воды, на которой изредка появлялась рябь от утреннего ветерка, доносившего приятный запах цветов с того берега. Оставив всю одежду на берегу, воин сделал неуверенный шаг. Остывшая за ночь вода, как только коснулась большого пальца ноги, словно в одно мгновение добралась до сердца и своей цепкой рукой сдавила его, не давая возможности биться. Все мускулы в теле Тэкеши напряглись, вызывая судорогу от макушки до того самого злосчастного большого пальца, который предал своего хозяина и первым коснулся воды. Только когда самурай погрузился с головой в воду, он почувствовал спокойствие. Розовое пятно обняло его и ширилось вокруг, высвобождая его светлую кожу. Парой мгновений спустя пятно скрылось на глубине, оставив белую точку посреди озера.
Тэкеши поддался могучей силе воды, которая старалась вытолкнуть незваного гостя на поверхность. Распластав руки и ноги, сделав глубокий вдох, мужчина закрыл глаза и погрузил голову в воду так, что над кромкой воды виднелось лишь лицо. Грудь, полная воздуха, как льдина плавала по изумрудному озеру. Раньше этот бесстрашный воин всегда оборачивался, проверяя, не украл ли кто оставленные на берегу вещи, но только не здесь. Быть может, дело в том, что сейчас там остались лишь штаны, выданные ему во дворце господина, а может, ему и вовсе больше вещи не нужны, когда вокруг так хорошо. Одна лишь мысль о материальном несомненно и однозначно в один момент камнем на его шее потянет ко дну: это озеро не простит ему таких мыслей.