Дорога доблести
Шрифт:
– Не думаю, наверное - нет.
– Извини, я устала, мозг работает хуже. Гравитация тут колеблется сильно и внезапно. Горизонтальная поверхность может вдруг наклониться вниз или круто пойти вверх. Другие вещи… они легко могут оказаться иллюзиями.
– Босс, если он движется - стреляйте, - вмешался Руфо.
– Если оно говорит - режьте ему глотку. Таким путем вы уничтожите немало иллюзий. Особая программа действий вам не нужна: вот они - мы, а вот они - прочие. Стало быть, сомневаешься - убивай. И не надо зря напрягаться.
– Не напрягаться, значит! О'кей, волноваться будем, когда
– Да, милорд муж, - поддержала Стар, - будет лучше, если мы несколько часов поспим.
Что-то в ее голосе было новое. Я взглянул на нее, какие-то легкие изменения обнаружились и во внешнем облике. Она казалась меньше, мягче, более женственной и слабой, чем та амазонка, которая лишь два часа назад палила из лука в зверюгу, в сотни раз превосходившую ее по весу.
– Отличная мысль, - проговорил я неторопливо и огляделся. Пока Стар рисовала чертеж Башни, Руфо упаковал все, что мы оставляли здесь, и теперь я это заметил - положил одну спальную подстилку у одной стены, а две других рядышком - у другой, самой дальней.
Я задал свой вопрос без слов, показав взглядом на Руфо и пожав плечами с видом "А что потом?"
Ее ответный взгляд не сказал мне ни "да", ни "нет". Вместо этого она приказала:
– Руфо, иди спать и дай ноге отдых. Ляг на живот или носом в стену.
Впервые Руфо показал, что не одобряет наших действий. Он ответил резко, но не на то, что Стар сказала, а на то, что подразумевалось.
– Подглядывать я не нанимался!
Стар сказала так тихо, что я едва разбирал слова:
– Извини его, милорд муж. Он стар, у него свои слабости. Когда он ляжет, я погашу свет.
– Стар, любимая, - шепнул в ответ я, - все это никак не соответствует моим представлениям о медовом месяце.
– Ты так хочешь, милорд, мой возлюбленный?
– заглянула она мне в глаза.
– Да. По рецепту медового месяца полагается кувшин вина и ломоть хлеба, но там ничего не говорится о дуэньях мужского полу. Я очень сожалею.
Она положила свою легкую руку мне на грудь и опять посмотрела в лицо.
– Я очень рада, милорд.
– Рада?
– Не понимаю, зачем ей понадобилось так говорить?
– Да. Нам обоим нужен сон. Из-за завтрашнего дня. Эта сильная рука, привыкшая держать шпагу, дарует нам еще много ночей и рассветов.
Я сразу почувствовал себя лучше и улыбнулся ей.
– О'кей, Принцесса. Только сомневаюсь, что засну.
– Ах, конечно, заснешь.
– Побьемся об заклад?
– Выслушай меня, милорд, мой любимый. Завтра, после того, как ты победишь… мы сразу же отправимся ко мне, домой. Никаких отсрочек, никаких неприятностей. Я очень хочу, чтобы ты выучил язык моей страны и не чувствовал себя там чужаком. Я хочу, чтобы моя страна стала твоим домом и немедленно. Пусть мой муж приготовится ко сну, ляжет на спину и позволит дать ему урок языка. Ты заснешь, ты же знаешь, что заснешь.
– Что ж, отличная мысль. Но тебе же сон нужен еще больше, чем мне.
– Прошу прощения, милорд, но это не так. Четыре часа сна сделают мой шаг снова пружинистым, а на устах вновь заиграет улыбка.
– Ладно!
Через пять минут я уже вытянулся на подстилке, глядя в самые дивные в мире глаза и слушая любимый голос, мягко выговаривавший слова на чуждом для меня языке.
14
Руфо тронул меня за плечо.
– Завтрак готов, босс.
– Он сунул мне в одну руку сандвич, в другую кружку пива.
– Хватит для драки, а ланч уже упакован. Я приготовил вам чистую одежду и оружие… помогу одеться, как только вы поедите.
– Он был уже одет и подпоясан ремнем.
Я зевнул, откусил кусок сандвича (анчоусы, ветчина и майонез с чем-то, отдаленно похожим на помидоры или латук) и осмотрелся. Место рядом со мной пустовало, но, судя по всему, Стар только что встала. Она еще не оделась. Стояла на коленях в центре зала и рисовала на полу какой-то узор.
– Доброе утро, болтушка, - сказал я.
– Опять пентаграмма?
– Ммм… - Стар не подняла даже глаз.
Я подошел поближе, чтобы рассмотреть, что она делает. Что бы это ни было, но рисунок исходил не из пятиугольной звезды. Он имел три главных центра, был очень сложен, включал несколько надписей в разных местах - я не разобрал ни языка, ни алфавита. Мне показалось, рисунок чем-то походит на проекцию гиперкуба.
– Уже позавтракала, птичка?
– Я встала давно.
– То-то ты у меня похудела. Это тессаракт?‹Тессаракт, или гиперкуб куб, имеющий четыре измерения.›
– Хватит!
– она откинула волосы назад, взглянула на меня и смущенно улыбнулась.
– Прости меня, дорогой. Колдуньи - стервы, как на подбор, это уж точно. Но, пожалуйста, не заглядывай мне через плечо. Я ведь работаю по памяти - книги пропали в болоте, и мне дьявольски трудно. И еще - прошу тебя - сегодня никаких вопросов… Ты можешь нарушить мою уверенность в себе, а я должна быть совершенно уверенной.
– Прошу извинения у миледи, - расшаркался я.
– И не надо быть со мной таким официальным, родной. Просто люби меня и быстренько поцелуй, а потом оставь в покое.
Я наклонился к ней и наградил высококалорийным поцелуем с майонезом, после чего оставил в покое. Одевался я, одновременно приканчивая сандвич и пиво, потом зашел в естественный альков, в сторонке от Хранителей, установленных в проходе, в тот самый, что служил нам мужским туалетом. Когда я вернулся, Руфо уже ожидал меня с моей шпагой и перевязью в руках.
– Босс, вы опоздаете даже на собственное повешенье.
– Очень надеюсь.
Через несколько минут мы уже стояли на этой пентаграмме, Стар, так сказать, на площадке питчера‹Питчер - подающий в бейсболе.›, а я с Руфо на второй и третьей центральных точках. Оба были обвешаны вещами: я - с двумя канистрами, со шпагой Стар и с ее боевым поясом, застегнутым на самую первую дырочку, и с моим собственным оружием, а Руфо - с двумя колчанами, с луком Стар, с ее медицинской сумочкой и нашим ланчем. Наши луки с натянутыми тетивами мы зажали под левыми подмышками. Каждый держал в правой руке обнаженную шпагу. Штаны Стар я засунул сзади под ремень, откуда они торчали неряшливым хвостом, а Руфо поступил так же с ее жакетом. Что же касается ее мокасинов и шляпы, их мы распихали по карманам. Выглядели мы с ним словно уличные торговцы.