Дорога доблести
Шрифт:
Я поискал его в списке абонентов телепортации - неудача. Со списком абонентов телекоммуникационного канала - такая же история. Я вызвал Резиденцию и потребовал офицера коммуникационной службы. Он ответил, что "Руфо" это не фамилия и хотел отключиться.
– Только попробуй, разжиревший чинуша! Только попробуй отключиться и я гарантирую, что через час ты станешь смотрителем дымовых сигналов где-нибудь в Тимбукту! Теперь слушай, мне нужен парень - пожилой, лысый, по имени, полагаю, Руфо, известный специалист в области сравнительной культурологии. И к тому же - внук Ее Мудрости. Думаю, ты прекрасно знаешь, кто это такой, и валяешь дурака только из-за обычного чиновного гонора. У тебя есть пять минут, после чего я обращусь к Ее Мудрости и спрошу ее, а ты будешь складывать свои вещички!
Меньше чем за пять минут изображение Руфо заполнило весь экран.
– Ну, - сказал он, - а я-то думал, у какого это важняка хватило влияния нарушить мой запрет на включение?
– Руфо, можно зайти к тебе?
Его лоб собрался в морщины:
– Мышка попала в суп, сынок? Твое лицо напомнило мне о времени, когда мой дядюшка…
– Руфо, пожалуйста…
– Ладно, сынок, - отозвался он ласково.
– Сейчас отправлю танцовщиц по домам. Или не отправлять?
– Мне все равно. Как тебя найти?
Он сказал как, я нажал кодовые кнопки, добавил свой код для оплаты и сразу же оказался в нескольких тысячах миль от точки отправления. Жилищем Руфо служил особняк, такой же пышный, как у Джоко, но в тысячу раз хитроумнее оборудованный. У меня сложилось впечатление, что у Руфо был самый обширный на Центре штат прислуги - и исключительно женской. Возможно, я ошибался, но вся женская обслуга, все гостьи, все кузины, дочери и т. п. выстроились в качестве комиссии по встрече - поглазеть на соложника Императрицы. Руфо прикрикнул на них, они разбежались, и он провел меня в свой кабинет. Какая-то танцовщица, загримированная под секретаршу, возилась с бумагами и пленками. Руфо выпроводил ее, шлепнув по заднице, показал мне на удобное кресло, предложил сигареты, уселся сам, и замолчал.
Курение на Центре не поощрялось: табак тут заменяется разумом. Я взял сигарету.
– "Честерфилд"! Господи, Боже мой!
– Контрабанда, - отозвался он.
– Только теперь он уже не тот, что был. Мусор с мостовой и рубленое сено.
Я не курил многие месяцы. Хотя Стар сказала, что о раке и тому подобном я могу забыть навсегда. Я зажег сигарету и… закашлялся, как невианский дракон. Даже в пороках необходимо постоянное упражнение.
– Так какие новости на Риальто?
– задал вопрос Руфо и бросил внимательный взгляд на мою шпагу.
– Так, пустяки.
– Помешав работе Руфо, мне было как-то неловко говорить о собственных домашних неприятностях.
Руфо сидел, курил и помалкивал. Надо было с чего-то начинать, и американская сигарета напомнила мне об одном инциденте, который тоже внес лепту в мое нынешнее состояние. Примерно неделю назад, на одном званом вечере я встретил человека, лет тридцати пяти по виду, спокойного, вежливого, но с тем видом превосходства, который говорит "ваша ширинка расстегнута, старина, но я слишком хорошо воспитан, чтобы указать вам на это".
И все же я был в восторге от встречи с ним - он говорил по-английски!
Я полагал, что Стар, Руфо и я - единственные люди на Центре, которые знали английский. Мы часто говорили на нем, Стар - ради меня, Руфо - для практики. Он владел диалектом кокни‹Пренебрежительное прозвище лондонского обывателя.› как уличный торговец фруктами, бостонским - как уроженец Бикон-Хилла, австралийским - как кенгуру. Руфо знал все английские диалекты.
Этот парень говорил на отличном американском.
– Небби - мое имя, - сказал он, пожимая мне руку (в стране, где никто рук не подает).
– А ваше - Гордон, я знаю. Рад познакомиться.
– Я тоже, - ответил я.
– Это ведь и сюрприз и удовольствие - услышать свой родной язык.
– Это моя профессия, старина. Специалист в области сравнительной культурологии - лингво-историко-политик. Вы - американец, насколько мне известно. Дайте подумать минутку… Глубокий Юг, но родились не там… Скорее в Новой Англии. Явно ощущается влияние Среднего Запада, а возможно, и Калифорнии. Лексикон упрощенный. Выходец из нижнего слоя среднего класса.
Этот лощеный нахал был специалистом высокой марки. Мама и я жили в Бостоне, пока отец был на войне в 1942-1945 годах. Тамошние зимы я не скоро забуду. Приходилось носить гетры с ноября по апрель. Жил я и на Глубоком Юге - в Джорджии и Флориде, в Калифорнии - тоже, во времена "Корейской войны", и еще потом - когда учился в колледже. "Нижний слой среднего класса"? Мама бы с этим не согласилась.
– Близко к истине, - согласился я.
– У меня есть знакомый среди ваших коллег.
– Знаю, кого вы имеете в виду - "Безумного ученого". В высшей степени эксцентричные теории. Но, скажите, как обстояли дела, когда вы уезжали? Особенно, как там насчет Славного Эксперимента, проводимого в США?
– Славного Эксперимента?
– Мне надо было подумать. Антиалкогольная кампания кончилась еще до моего рождения.
– О, его пришлось пересмотреть.
– Вот как! Пора снова отправляться в экспедицию. И кто же у вас теперь? Король? Я так и думал, что ваша страна пойдет по этому пути, но не предполагал, что так скоро.
– О, нет, нет!
– воскликнул я.
– Я говорил об антиалкогольном законе.
– Ах, об этом… Симптоматичен, но не очень важен. Я же имел в виду этот забавный принцип правления болтунов. "Демократию". Умилительная бредятина - будто суммирование нулей может дать какое-то иное число. Но на земле вашего племени этот эксперимент поставлен в гигантском масштабе. Он начался еще до вашего рождения, без сомнения. Я-то подумал, что вы сказали, будто даже труп сего явления уже унесен в небытие.
– Он улыбнулся. Значит, еще до сих пор есть и выборы, и все такое прочее?
– В последний раз, когда я там был - да, существовали.
– Поразительно! Фантастично, просто фантастично. Нам надо обязательно встретиться, у меня множество вопросов к вам. Я изучаю вашу страну давно удивительная патология в уже известных структурах! Пока! Пусть у вас никогда не будет деревянных денег, как говорят ваши соплеменники!
Я рассказал об этом Руфо.
– Руфо, я знаю, что происхожу с варварской планеты, но разве это может служить извинением для его грубости? Но, может быть, это не грубость? Я ведь не знаю, каков здесь идеал хороших манер!