Дорога доблести
Шрифт:
— Думаю, я ужасно туп, Стар. Ты называешь это геометрией, Дораль назвал меня «математиком», а я всего лишь делал то, что заставляли меня делать обстоятельства. Не понимаю я этого.
— Вернее было бы говорить об обстоятельствах, давивших на Игли, милорд Герой. Что получится, если приложить огромное давление к массе, такое, что масса больше не сможет оставаться в данном месте, хотя деваться ей некуда? В метафизической геометрии это задачка для школьника и называется она парадоксом невыносимого давления и неподвижной массы. Масса взрывается изнутри — она вытесняется из этого мира в какой-то иной. Именно таким путем иногда люди одной Вселенной открывают себе путь в другую, но чаще это сопровождается губительными последствиями, подобными тем, которые ты создал для Игли. Могут пройти бесчисленные годы, пока этот процесс будет поставлен под контроль. Надо думать, что ещё очень долго такие вещи будут считаться явлениями «магическими», иногда будут получаться, чаще — нет, иногда оборачиваясь смертельной опасностью для самого мага…
— И это ты называешь «математикой»?
— А как же иначе?
— Я бы назвал это магией.
— Разумеется. Я так и сказала Джоко: ты — природный гений. Ты мог бы стать могучим колдуном.
Я пожал плечами с некоторой долей неловкости.
— Я не верю в магию.
— Я тоже, — отозвалась Стар. — В том виде, в котором ты её понимаешь. Но я знаю, что она существует.
— Так я же об этом и говорю. Не верю в фокусы-покусы. Что случилось с Игли, вернее, то, что, по-видимому, с ним произошло — не могло произойти на самом деле, так как нарушает закон сохранения массы-энергии. Должны быть другие объяснения.
Стар вежливо промолчала.
Тогда я ввел в действие грубый здравый смысл безграмотности и предубеждения:
— Слушай, Стар, я не могу поверить в невозможность только потому, что видел что-то своими глазами. Законы природы — есть законы природы. Ты должна это признать.
Мы проехали несколько десятков метров в молчании, потом она ответила:
— С твоего разрешения, милорд, мир вовсе не таков, каким мы его хотим видеть. Он таков, каков есть. Нет, я немного упрощаю. Возможно, он действительно таков, каким он нам представляется, но и в этом случае он таков, каков есть. Le voila! Смотри, вот он перед тобой. Das Ding an sich! Попробуй её на зуб! Ai-je raison?<Вот так! (фр.)… Вещь в себе (нем.)… Не так ли? (фр.)> Я верно говорю?
— Так и я говорю то же самое! Вселенная такова, какова есть и не может быть изменена какими-то фокусами. Она подчинена определенным законам, как подчинена им машина (я помолчал, вспомнив автомобиль, который у нас был когда-то. Это был явный ипохондрик. Он «заболевал» и «выздоравливал» как только механик дотрагивался до него). — Я сказал твердо: — Законы природы не берут отпусков. Неизменность законов природы — краеугольный камень науки.
— Верно.
— Ну и… — потребовал я.
— Ну, и тем хуже для науки.
— Но… — Я замолчал и ехал дальше обиженный и нахохленный.
Потом нежная рука легла на мое плечо и погладила его.
— Рука крепкая как шпага, — проговорила мягко Стар. — Милорд Герой, можно, я поясню?
— Валяй, — разрешил я. — Если ты убедишь меня, ты и Папу Римского сможешь обратить в мормонскую веру. Я упрям.
— Неужели я выбрала бы тебя из сотен миллиардов людей как своего рыцаря, не будь ты таков?
— Сотен миллиардов? Ты хочешь сказать из миллионов?
— Выслушай меня, милорд, и будь снисходителен и терпелив. Давай поступим по правилам Сократа: я буду задавать тебе хитрые вопросы, а ты будешь давать на них простые ответы. Потом — твоя очередь спрашивать, а моя — подавать глупые реплики. О’кей?
— Ладно. Начинай первая.
— Отлично. Вопрос первый: что, обычаи дома Доралей совпадают с теми, которые существуют в твоем мире?
— Что?! Ты же знаешь, что нет. Никогда в жизни не был так поражен, с того самого времени, когда дочка причетника затащила меня на колокольню, пообещав показать Святого Духа. — Я глупо хмыкнул. — Я бы наверно до сих пор краснел, если бы не перегорели мои пробки скромности.
— И тем не менее, главное различие между невианскими обычаями и вашими заключается в одном-единственном постулате. Милорд, существуют миры, где мужчины убивают женщин как только те отложат яйца, существуют и другие там женщины съедают мужчин в момент оплодотворения, как та мужеубийца, которую ты навязал мне в родственницы.
— Но я же не это имел в виду, Стар.
— И я не обиделась, мой любимый. Оскорбление — как выпивка — действует лишь когда оно принято. А гордость — слишком тяжелый багаж для моего путешествия. У меня её нет. Оскар, тебе те миры кажутся более странными, чем Невия?
— Ты же говоришь о пауках или о чём-то в таком роде. Это не люди.
— Нет, я говорю о людях, о доминирующих расах в каждом из этих миров. И притом высокоцивилизованных.
— Не может того быть!
— Ты бы воздержался от своего «не может того быть», если бы их увидел. Они так сильно отличаются от нас, что их семейная жизнь уже не имеет для нас особого значения. Наоборот, Невия похожа на Землю, и тем не менее ваши обычаи так шокировали бы старого Джоко, что он лишился бы языка. Дорогой мой, твой мир имеет обычай, который уникален и не встречается нигде, вернее, ни в одной из Двадцати Вселенных, известных мне из тысяч или миллионов Вселенных. В известных мне Двадцати Вселенных только Земля обладает таким поразительным обычаем.
— Ты говоришь о войне?
— О, нет! Большинству миров война знакома. Только эта Невия… она одна из тех немногих, где убийство — дело розничное, а не оптовое. Тут есть герои, тут убийства возникают на почве страстей. Это мир любви и человекоубийства, причем и то и другое происходит с жизнелюбивой непринужденностью. Нет, я говорю о чём-то таком, что шокирует гораздо сильнее убийства. Попробуй догадаться сам.
— Гм… Телевизионные коммерческие передачи?
— Близко по духу, но от цели далеко. У вас есть такое выражение «древнейшая профессия». Здесь и в других мирах она не числится даже в списке новейших. Никто о ней и не слыхивал, да и не поверит, если услышит. Мы — те немногие, кто побывал на Земле — не говорим об этой профессии. Впрочем, это не имеет значения, кто же верит россказням путешественников?
— Стар, ты хочешь сказать, что во всей Вселенной больше нигде нет проституции?
— Во всех Вселенных, милый. Нигде.
— Ты знаешь, моего Первого сержанта от такого известия мог бы хватить удар. Как, вообще нет?
— Я хочу сказать, — резко ответила она, — что проституция, видимо, чисто земное изобретение. Сама идея проституции могла бы довести Джоко до полной импотенции.
— Будь я проклят! Видимо, мы просто кучка дегенератов.
— Я не хотела тебя оскорбить, Оскар. Я придерживаюсь голых фактов. Но эта странность землян нисколько не кажется странной в земном контексте. Любой товар производится, чтобы быть проданным и купленным, он дается взаймы, сдается в аренду, служит для бартерных сделок, является основой существования всей системы торговых отношений, стимулируется государственной политикой, подвергается инфляции, реализуется на чёрном рынке, облагается законной пошлиной, обесценивается и т. д., а следовательно, и «женский товар», как его называли на Земле в менее ханжеские времена, не может служить исключением. Единственное, что вызывает удивление, так это чудовищная мысль, что женщина может рассматриваться как товар. Господи, это так удивило меня, что я однажды… Впрочем, это к делу не относится. Все можно сделать товаром. Когда-нибудь я покажу тебе цивилизации, существующие в космосе, не на планетах или на каком-либо другом фундаменте, а просто в космосе. Далеко не все Вселенные имеют планеты. Так вот, у этих цивилизаций глоток жизни продается так же, как килограмм масла в Провансе. На других же планетах существует такая перенаселенность, что привилегия жить облагается налогом, а малолетних преступников немедленно уничтожают в Министерстве Вечных Доходов, и никто из жителей не возражает, наоборот, все очень довольны.
— Боже мой! Да почему же?
— Смерть — единственное решение их проблем, поскольку большинство не может эмигрировать, несмотря на обилие множества незаселенных планет. Но мы с тобой говорили о Земле. Проституция не только не известна нигде кроме Земли, но нигде не известны и её мутационные производные: приданое, выкуп невесты, алименты, раздельное проживание, то есть все те варианты, которые так специфичны для многих земных институтов, все те обычаи, которые, иногда весьма отдаленно, связаны с невероятным предположением, что все, чем обладают женщины — товар, который можно запасать впрок и продавать на аукционах.