Дорога из трупов
Шрифт:
Пятнадцать звонких ударов прозвучали с такой частотой, что могли бы заменить автоматную очередь. Тридцать пар лап ослабели одновременно, и миссис Барпл со всего размаху уткнулась в скулящую груду шерсти.
– Вы убили их! – закричала она. – Ах, бедные песики! Это так жестоко!
– Не убил, – покачал головой Агрогорн. – Просто дал каждому по лбу. Полежат, отойдут и станут лучше прежних.
Но миссис Барпл, увлеченно переживавшая горестную потерю (о, некоторые старушки так любят переживать горестные потери, что готовы приложить руку к тому, чтобы потерять кое-кого из близких),
– Тебя спасать? – спросил Чапай, подходя к дереву. – Ты что, кошка, и сам слезть не можешь?
– Э, могу… – Обнаружив, что злобные псы повержены, вор испытал прилив энтузиазма и мгновенно спустился на землю. – Ой, спасибо вам большое… Вовек не забуду, молиться за вас буду…
Он попятился и уперся, судя по ощущениям, в натертую чесноком загородку из острых кольев.
– Куда? – спросила она. – А платить? Вызов был? Был. Так что доставай денежки, приятель.
Тон говорившего не оставлял сомнений, что слово «приятель» может очень быстро смениться другим.
Например, «враг». Или «труп».
Васти Тошняк оглянулся и обнаружил доброе лицо Старого Осинника. Затем он оценил серпы в руках Стукнутого Черного, саблю Чапая и осознал, что да, платить все же придется.
– С-сейчас, – пролепетал вор и указал на мешок, который так и продолжал лежать на земле. – Деньги там.
Агрогорн тем временем пытался успокоить рыдавшую миссис Барпл. К делам такого рода он не был привычен и поэтому чувствовал себя неловко. Маленькие старушки редко появляются, чтобы оплакать только что убитого дракона или пролить слезы над горсткой праха, оставшейся от вампира.
– Э… ну… они же живы… – бормотал он. – Вон, смотри, лапа дергается.
– Это агония! – продолжала стенать миссис Барпл, один за другим извлекая из карманов носовые платки. – Бедные собачки, им и так живется нелегко-оо… – Тут голос ее перешел в вой. – А тут еще всякие хулигаааны… ыы…
– Пора возвращаться, – сказал, подходя к Агрогорну, Старый Осинник. – Нам заплатили, смотри.
Плата заключалась в двух серебряных подсвечниках, золоченом блюде, дешевой броши с жемчужиной и фарфоровой собачке (к ним Васти Тошняк до сего дня испытывал нездоровое пристрастие).
– Мда, – покачал головой Агрогорн. – Могло быть и хуже. Ладно, пошли отсюда, пока народ не сбежался.
Толпа не собралась вокруг только благодаря тому, что царил тот предрассветный час, когда даже самые любопытные зеваки предпочитают созерцать сны.
– О, он жив! – завопила миссис Барпл и бросилась обнимать Снежка, который поднял голову и обвел мир ошалелым взглядом.
Кряхтя и ежась от утреннего холодка, герои заковыляли прочь.
– Вот видите, – гордо сказал Агрогорн. – Можем же, когда захотим. Никого не убили и не ограбили.
– И не изнасиловали, – грустно вздохнул Старый Осинник.
Понятное дело, он давно забыл, в чем точно заключается акт изнасилования. Но хорошо помнил, что тот связан с чем-то приятным… как… ну, подушечка от геморроя… или хорошие вставные зубы…
Большинство тайных обществ выбирают для своих собраний ночные
И не только потому, что во мраке проще хранить тайны и творить секретные обряды. Нет, просто днем большинство членов самого тайного общества не Взыскуют Древней Истины, Оставленной Наставниками с Утонувшего Материка, а банальным образом зарабатывают деньги.
А без денег любое общество, даже набитое этими тайнами, словно тюфяк соломой, долго не протянет.
Тайное общество, чья штаб-квартира располагалась на Морковной площади, не собиралось выступать разрушителем традиций. Ночь подходила к концу, и к высоким дверям из черного дерева один за другим подходили люди в длинных темных плащах с капюшонами.
Люди, и только люди.
Проникни внутрь двухэтажного каменного особняка любитель Древних тайн, он был бы разочарован. Тут не имелось никаких Покрытых Пылью Свитков, надписи на которых способны свести с ума даже безумца, Таинственных Артефактов, при одном взгляде на которые испытываешь просветление, и даже захудалого набора фолиантов в черных обложках.
На первом этаже располагалась лавка скобяных товаров господина Трижды, пожилого одинокого торговца, и несколько комнат, в которых он жил. Второй занимал большой зал, населенный множеством стульев.
Именно в нем и собиралось самое известное в Ква-Ква тайное общество.
– Прошу вас, проходите, – встречал гостей господин Трижды, приветствуя их вовсе не таинственным рукопожатием или секретным знаком, а обычным кивком. – Очень рад, очень рад…
Но это тайное общество не нуждалось в такой ерунде, как тайные знаки или древние артефакты. Оно никогда не баловалось играми в оккультизм и скрытность, поскольку давно открыло для себя другие, более интересные игры.
Игры в кровь и власть.
В особняке на Морковной площади собирались активисты лиги «Чистый Город», представители разных профессий и социальных слоев. И объединяла их горячая, словно плазма, и целеустремленная, будто таран, вера.
Вера в то, что в Ква-Ква должны жить только люди, а представители всех остальных видов обязаны умереть. Стать той лестницей, по которой «Чистый Город» прорвется к власти.
О лиге ходили разные слухи, и обычно ее считали сборищем агрессивных сумасшедших. К сожалению, это не было правдой. В «Чистом Городе» состояло множество весьма разумных господ, которые просто не могли терпеть, что одним воздухом с ними дышат всякие твари вроде эльфов или выползней.
Ну да, эти господа допускали немного более радикальное применение всяких хирургических инструментов вроде топоров, мечей и костров, чем все остальные. Но разве это можно считать безумием?
Ни в коем случае. Особенно если учесть, что костры пойдут только на пользу родному городу.
– Сто один, сто два… доброе утро, Норк. Ты сегодня последний, – проговорил господин Трижды.
Он точно знал, сколько будет гостей.
Так вот, господин Трижды задвинул все до единого засовы на двери, после чего поднялся в зал, где слышалось мягкое потрескивание свечей, гул пламени в камине и негромкие разговоры. Они стихли, и появился новый звук – тот самый, что производит множество опускающихся на стулья задниц.