Дорога к «Черным идолам»
Шрифт:
Нина вздрогнула. Страх зябким полозом обвил тело, сковал руки… Почудилось? Нет, Дисков не мог быть бесплотным призраком. Девушка, казалось, все еще продолжала видеть перед собой его плоское, прижатое к стеклу лицо. Он смотрел на нее, как тогда, на вечере в поселковом клубе, — нагло, завистливо и жалко.
Нина отворила дверь. Холодная горная ночь ворвалась в избу. «Я должна быть храброй, — сказала себе девушка. — В поселке творится что-то непонятное и страшное. Я должна быть храброй».
По дощатому, скрипучему тротуару она осторожно прошла к дому, где жил Дисков. Дверь была распахнута. Под порывами ветра
Нина ступила на порог.
— Есть ли кто? — громко спросила она.
Девушка знала, что в избе Лискова недавно поселился заезжий городской охотник по имени Эмик, франтоватый молодой человек с презрительной усмешкой. Вряд ли этот Эмик отправился вместе со всеми на шахту. Он сторонился всех поселковых дел. Что ему чужая боль?
— Есть ли кто?
Ответа не было. Тихонько, словно бы жалуясь, повизгивала дверь.
Девушка чиркнула спичкой и вошла.
Изба хранила следы поспешных сборов. Вещи были в беспорядке разбросаны на полу. Какой-то стеклянный взблеск моргнул из-под стола и погас.
Нина нагнулась и достала шахтерскую каску с укрепленным на ней фонариком. На твердой пластмассовой поверхности были пятна не засохшей еще глины. Как могла каска, которую Веня наверняка прихватил с собой, спускаясь в шахту, снова оказаться в избе?
Нет, это было слишком. Слишком много загадок и тайн для ее возраста и опыта.
Нина шла по темной улице, прислушиваясь к доносившимся со стороны шахты голосам. Нужно бы позвать кого-нибудь, чтобы помог разобраться… Но все взрослые и сильные люди заняты на спасательных работах. Она не имеет права отрывать их. Люди гибнут под землей! Люди.
Сотни вопросов возникали в разгоряченном мозгу девушки. Успеет ли летчик перехватить машину Ивана и передать приказ? Кто разбил мотор радиостанции? Каким образом в опустевшей избе оказалась шахтерская каска? Почему ей почудилось в окне лицо Лискова?
Инстинкт подсказывал девушке, что все эти вопросы непонятным образом связаны с аварией на шахте… Может быть, она была единственным человеком во всем поселке, который почувствовал эту роковую связь событий.
Нина посмотрела на громады гольцов, подпирающих беззвездное небо, и различила выделяющихся своей чернотой даже во тьме каменных идолов. Она вспомнила мрачные легенды, которые рассказывали в поселке: в зловещих фигурах якобы был воплощен дух стяжательства, корысти, способный вызывать в людях самые черные чувства, толкать их на жестокость и предательство. В давние времена, рассказывали, много случалось на этой земле трагедий. Золото манило сюда людей. Золото их убивало. Вот тогда и родились легенды о зловещих идолах.
Нина остановилась и погрозила каменным фигурам худым кулачком, бросая вызов странному и непонятному току событий, потрясших тихий поселок.
Что за чертовщина! Сверху донесся какой-то скрип и треск, похожий на хохот. Нине показалось, будто одна из темных громад, нависших над поселком, зашевелилась и гримаса усмешки исказила ее каменный лик. Мол, не так-то просто вам, людишки, справиться с алчностью и корыстью.
Скрип и треск не утихали. С трудом, всматриваясь в даль, Нина разглядела, как на побеленном склоне, сшибая кустарник, катятся камни. Голец осыпался…
Но даже это незначительное событие в ряду других приобретало какой-то загадочный и зловещий смысл.
Преодолевая страх, девушка прошла ближе к гольцу, на поляну, откуда был получше обзор. Ей показалось, будто на снежном полотне движутся между темными пятнами камней два силуэта. Они удалялись от поселка, забираясь все выше.
Два человека покинули охваченный тревогой поселок… Какая-то неосознанная, неясная еще догадка — будто осенний туман над рекой — витала в голове Нины. Она вернулась домой, надела свой короткий городской полушубок, подпоясалась старым солдатским ремнем, взяла малопульку, кусок черного хлеба и выщла в горы, вслед за двумя неизвестными.
Над головой, шлифуя «Черных идолов», свистел ветер. Казалось, это темные фигуры издают тонкий, насмешливый свист.
«Кто же, если не я? — спрашивала себя Нина, карабкаясь по камням. — Больше некому…»
Иван Сажа получает приказ
Иван ехал вдоль реки Малая Чуча по тряской, петляющей таежной дороге. Падали редкие снежинки. Сбросивший листву тальник сквозил и отливал лиловым.
Две цепи невысоких гор, оточивших речку, вели в туманную даль, где изредка показывались изломанные вершины трехтысячников. Где-то за белыми пиками скал блуждало робкое солнце.
Грузовик, отяжеленный тремя тоннами металла — насосом и дизельной электростанцией к нему, переваливался с боку на бок, как объевшийся гусь, скрипел и крякал. Шофер держал в одной руке ломоть хлеба, в другой руль и, завтракая на ходу, изредка разговаривал сам с собой.
Иван был до того громоздок, что сам себя стеснял в кабине. Всякий, кто поглядел бы на него со стороны, не видя лица, сказал бы: экий мужичище. Но пухлогубое лицо Ивана как бы извиняло агрессивную мощь фигуры.
Дорога вдруг оторвалась от реки, уткнулась в гольцы, вильнула несколько раз, словно колеблясь перед неизвестностью, и затем круто полезла вверх. Грузовик карабкался на перевал с болезненным ревом.
— Ну, давай, давай, — подбадривал его Иван, наклоняясь вперед и душевным усилием подталкивая старую машину. — Давай, отче-старче.
Наконец они выбрались на седловину, соединяющую гольцы. Облака бродили над самой головой, лениво сея снежинки, а внизу расстилалась голубая, непонятная и близкая Ивану горная земля. Воздух здесь был свеж и родниково чист.
Шофер присел на подножку, чтобы немного отдохнуть. Он был счастлив. Вот уж целый месяц, приехав из города к родным местам, Иван переживал праздник возвращения. Он любил горы и свою работу. В этой работе был большой, волнующий смысл. Всюду шофера ждали люди. Горы теснили их, нередко обижали — так было в поселке, отрезанном лавиной и терпевшем голод, — но появление Ивана восстанавливало мир и покой.