Дорога к дому

Куликов Александр

Запись мнемохрона оказалась выполнена весьма качественно, с использованием объемного расширения и повышенной четкостью детализации объектов – что было весьма странно: обычно мнемохроны взыскующих отнюдь не поражали зрителя своим качеством и чистотой. Неужели Камир знал, что выполняет работу для кого-то весьма важного? Вряд ли, хотя с "алыми" никогда ни в чем нельзя быть уверенным до конца. "Алая гвардия Конфедерации" – чтоб её!..

Дани с удивлением взирал на разворачивающуюся перед ним трехмерную картину произошедшего на поляне Мууша, проигрывавшуюся с некоторым убыстрением. Мелькали фигурки конов – парней, оставшихся живыми и здоровыми лишь в памяти Дани и в этой вот мнемонической голограмме, списанной с его же мозга. События развивались. Вот он беседует с Серафимом Эдуардом –

звука нет, лишь немо шевелятся губы погибшего ваятеля, но Павилос буквально слышит его голос: "Я знаю не больше вашего, младший сержант. Сомневаюсь, что при имеющейся информации я смогу сделать сколько-нибудь достоверный вывод. Но, учитывая все факты, считаю вариант, при котором предположение о… " А ведь он так и не успел как следует познакомиться с Серафимом. Не успел… Больно! На заднем плане видятся силуэты разбредшихся по поляне людей – они двигаются сумбурно, неестественно быстро, все плывет… Или что-то не то с его зрением? Дани сморгнул влагу, набежавшую на глаза. Это не слезы, нет, всего лишь пот – и с удвоенным вниманием впился взглядом в запись. Изумленное – хотя не впервые ему доводилось лицезреть мнемонические голограммы, в том числе списанные и с его собственного зрительного восприятия – осознание того, сколь многое подмечалось глазами и не оставалось в рассудке как воспоминание, уразумение свершенного, в который раз поразили его своей широтой. Он сумел даже подметить момент гибели Серафима Эдуарда – запечатленный краешком периферического зрения, но всё же вполне отчетливый – момент специально, видимо, не только для него, но и для самого себя увеличенный и сфокусированный Горгидом как отдельная проекция. Вот плетельщик наносит хлещущий кинетический удар наотмашь по подобравшемуся слишком близко мертвецу с тлеющей одеждой; вот, не замеченный коном противник приближается к нему сзади и пытается ухватить за горло – в последний момент Серафим каким-то чудом изворачивается и, отступая в самую гущу оживших мертвецов, плетеньем, вероятнее всего воздуха и огня, сбивает напавшего с ног и разрывает тому грудную клетку… Дальнейшее видится неразборчиво, множество размытых мелькающих фигур – видимо, пот попал в глаза Дани, и он потерял концентрацию на происходящем, отвлекся. В следующий момент – взрыв! Ударная волна добирается до Павилоса, он падает, картинка смещается, последнее, что удается рассмотреть, – обрывки обожженной, искалеченной плоти, разлетающиеся в разные стороны.

– Достаточно, – Горгид са`а Тэрин, плавно провел рукой над проектором, и голограмма исчезла. – Полагаю, мы увидели достаточно. Дальнейшее развитее событий и без просмотра вполне очевидно.

Шпион откинулся на обшарпанную, как и вся прочая мебель в кабинете, спинку кресла и устало потер виски, словно пытаясь избавиться от терзавшей его мигрени. Некоторое время он напряженно хмурился; торопливая, ожесточенная работа мысли отражалась на его лице в виде то появляющихся, то исчезающих морщин, и ещё в лихорадочно-бессознательном подергивании пальцев.

– Каковы, младший сержант, на ваш взгляд, причины постигшей вас неудачи? – ровным, словно бы речь шла о разбитом стакане, голосом внезапно поинтересовался Горгид.

Дани от неожиданности вытянулся ещё сильнее – хотя это и казалось невозможным. Шанарет`жи интересуется его мнением?! Что это? Попытка определить его пригодность или, возможно, степень ответственности, готовности взять на себя всю полноту вины? Как бы то ни было, Дани и не собирался оправдываться:

– Вина за произошедшее с вверенной моим заботам ладонью полностью лежит на мне, саади ква. Ошибки, допущенные во время тактического анализа…

– Мы собрались здесь не для официального осуждения ваших действий, младший сержант, – весьма доброжелательно прервал говорившего Горгид. Он ободряюще улыбнулся и покивал головой, словно бы говоря: "Уж мы-то знаем, что тебя не в чем винить". – Наша основная задача состоит во всестороннем рассмотрении произошедшего события и, на основе полученных выводов, принятия решения, какими способами не допустить повторения подобного. Оттого ваше мнение, мнение человека, побывавшего в "гуще" событий, крайне важно для нас.

"Разумеется, – с изрядной долей горькой иронии, подумал Дани, – двое шанарет`жи приперлись в нашу глухомань для выяснения обстоятельств заурядной резни в Запределье! Даже удобоваримым враньем себя не озаботили, гады".

Вслух он, разумеется, не стал говорить того, что терзало его в душе. Как бы там ни было – его собственная голова ему ещё не настолько мешала.

– Я затрудняюсь выделить одну, более значимую в сравнении с остальными причину случившегося. Скорее, причина провала, – ах, как же больно, нелепо было вкладывать в это слово "провал" все те страдания, те потери, что он пережил! – в совокупности факторов. Это и непод… – крамольное слово чуть было не сорвалось с его уст. Как же, так и стоит говорить в лоб одним из самых могущественных людей филиала, что это их дурацкие приказы привели, пусть и лишь отчасти, к трагедии! Дани мысленно одернул себя и на лету перестроил предложение, – …недостаточная подготовленность бойцов к условиям Тартра, неверный подбор оружия – вследствие той же неподготовленности, – ему самому было противно, и он догадывался, что откровенная ложь также очевидна и для собравшихся. Он говорил правильные слова, вот только все вместе они, отчего-то, лишь сильнее смердели враньем и кровью, кровью его парней! – Также следует отметить полное отсутствие у нас информации о предполагаемом противнике, его численности и методах боя. В дополнение можно отметить тот факт, что…

– Почему вы не обратили внимания на трупы, – голос, прервавший его, исходил не от Горгида. Дани круто повернул голову и уставился на ваятеля, впервые удостоившего его своим вниманием.

– Ах да, – Горгид поморщился и, кивнув в строну ваятеля, произнес: – Я забыл представить вам моего собрата. Серапис кон Александер де Гамраат, Верховный куратор "сат`чиго`дар", – Горгид использовал термин, которым сами ваятели называли свой узкий внутренний мирок. Сат`чиго`дар – "Потрясители основ", если примерно перевести на современный общий, именно так звучало самоназвание ваятелей.

– Для меня честь… – начал было Дани, но ваятель равнодушно перебил его.

– Вы не ответили на вопрос, младший сержант. Почему вы не проанализировали состояние тел? Ведь даже их внешний вид, отсутствие следов разложения и тот факт, что ни одно из тел не подверглось разрушению от естественных причин, таких, как зубы падальщиков, к примеру, не мог не насторожить опытного приграничника?

Дани мысленно вздохнул и выругался. Ну как объяснить человеку далекому, что в Тартре возможно всё? Абсолютно всё! И причин отсутствия признаков разложения может быть масса: от элементарных сбоев Поля до мутировавших вирусов, которыми, возможно, были заражены погибшие. А уж про падальщиков и говорить бессмысленно! Подумав немного, он так и не нашелся, что ответить, и потому решился говорить откровенно:

– Это Тартр, глубокочтимый шанарет`жи. Там всё возможно… Случаи, когда тела оставались неповрежденными длительное время, – не редкость, Вот к примеру…

– Понятно, – прервал его ваятель.

И вновь замолчал. А Дани охватили дурные предчувствия, что своим ответом он только что подписал себе приговор. Знать бы ещё и что это за приговор!

– Хорошо, – вновь заговорил Горгид, как будто и не было предыдущего напряженного момента. – Вы можете продолжать свой анализ случившегося, младший сержант.

– Я не знаю, что добавить, саади ква, – Дани обреченно пожал плечами. – Я и сам-то выжил, потому что мои парни – разведчики, отправившиеся на обследование местности, – успели вовремя вернуться и пристрелить оставшихся тварей, иначе мне было бы несдобровать! И самое главное – Серафим Эдуард! Если б не он – ни я, ни Толик с Каримом, здесь бы не были, это точно. Он один положил тех тварей больше, чем все остальные, да и в самом конце…

– Да, Серафим Эдуард, – Горгид са`а Тэрин неторопливо поднялся и склонил голову в неглубоком, церемониальном поклоне. Сержант Павилос немедленно в точности скопировал позу высокого гостя, вытянувшись по струнке, и даже ваятель на миг оторвался от своего бесцельного созерцания и слегка нагнул гордую голову, отдавая дань почтения павшему плетельщику. – Ваш плетельщик… Что ж: достойная жизнь – у которой нечего отнять, славная смерть – к которой нечего прибавить.

Ещё один ритуальный жест. Слова, венчавшие кодекс Кэльвина, – высочайшая награда для любого последователя Кэльвина ди Кадар-Шархата. Самого известного и почитаемого плетельщика былой Конфедерации, плетельщика, ставшего первым коном, воплотившим в жизнь положения кодекса, получившего впоследствии его имя. "Отступление – лишь во имя победы; Победа – лишь во имя справедливости; Справедливость – лишь во имя жизни. Жизнь превыше всего, но свою да отдашь ты во имя жизни други своя, ибо нет радости превыше, чем истина, венчающая осмысленную смерть!"