Дорога к саду камней
Шрифт:
Нужно было как-то поговорить с 'отцом', объяснить ему, что к чему.
Одним из первых он выучил глагол 'хочу' - хоши - применительно к существительному и окончание тай к глаголу. Например, если хочешь получить рыбу, можно составить предложение Ваташива сакана-о хоши (я хочу рыбу), глагол всегда на последнем месте, малость невежливо, конечно, но да не беда. Главное, смысл донести. А можно сказать Ваташива сакана-о табетай (я хочу поесть рыбу). Последняя фраза звучала более правильно.
Теперь следовало как-то убедить 'отца' отвезти
Сказать, что хочешь посмотреть на Иокогаму. Иокогама-о метай. А кого это волнует - хотеть, как известно, не вредно.
Оставалось сыграть на мистицизме. Например, сказаться новым святым, бодхисатвой, помнящим свои предыдущие воплощения. Хотя опять же какой ты бодхисатва, если не знаешь японский? Или стать чем-то вроде ясновидящего.
Последняя идея казалась более перспективной. Вот если бы подобрать слова и рассказать историю, что, мол, видел Алекса Глюка во сне, и тот сказал, чтобы отец немедленно доставил его в Иокогаму, где его ждут почет и уважение. Клюнут ли 'предки' на такую приманку? Не факт, конечно, но попытка-то не пытка.
Павел уже понял, что местное население в основном живет от одного сбора налогов до другого, если в деревне появился незнакомец, у кого-то сдохла собака или народился ребенок - эти события будут перетирать, пока на горизонте не появится чего-нибудь новенького, так что, решись он рассказывать сны, слушателей найдется с избытком.
Он снова не удержал равновесия и плюхнулся на задницу прямо посреди садика. Тело, похоже, и не собиралось становиться удобным во всех отношениях инструментом. Безносая служанка Хана со смехом подскочила к ребенку и, обняв, подняла и поставила его на пухленькие ножки.
В это время у калитки залаяла собака, и они увидели, как во двор входит 'отец', за которым семенит молоденькая девушка в разорванном кимоно, с синяком под глазом и с всклокоченными волосами.
'Что же это кобель разбрехался, как на чужого?' - Поднял брови Павел и тут же, оттолкнув руку служанки, побежал навстречу. Обычно в этот момент 'отец' подхватывал его на руки и подбрасывал над головой. На этот раз 'отец' казался рассеянным или даже расстроенным, обняв ребенка, он какое-то время оглядывал сад, словно потерял что-то. Хана низко поклонилась господину и побежала в дом сообщать о возвращении хозяина.
Когда в дверях показалась 'мама', Хёбу-сан долго всматривался в ее лицо, словно забыл что-то и теперь пытался вспомнить.
– Вам нездоровится?
– осведомилась она, стараясь придать голосу самый мягкий, обволакивающий тон.
– Отчего же, я вполне здоров. Проголодался только.
– Он окинул взглядом дом, все еще не решаясь войти.
– Чем занимались в мое отсутствие?
– Да вы же отсутствовали всего одну стражу!
– всплеснула руками супруга.
– Что тут могло произойти, ну служанки явились с покупками, сын ваш занимался в саду как большой, делал упражнения с мечом, то есть с палкой, конечно. Вы бы его похвалили, что ли?
– Сын?
– Отец поглядел на ребенка так, словно видел его впервые.
– Что же, нашему сюзерену нужны настоящие самураи. Хочешь быть воином, как твой отец?
Павел не понял обращенной к нему фразы, так как 'отец' говорил слишком быстро.
– Ваш сын будет самым лучшим самураем, даймё Умино будет рад взять такого славного воина себе на службу.
– Она кивнула в сторону замка, так что Павел сумел наконец въехать в смысл сказанного.
– Даймё Кияма-сан щиндаимас (князь Кияма умер), - наконец выдавил он из себя, - има кара даймё Умино (с этого времени даймё Умино).
Получилось, конечно, не бог весть что, но понять можно.
– Хай. Со-десу. (Да. Конечно.) - кивнул отец, с интересом поглядывая на ребенка.
– Ваташива уми мита. (Я видел море.) - выдавил из себя заранее заготовленную фразу.
– Уми?
– Отец сделал движения руками, как будто плавал кролем.
– Най. Уми джанай, юмэ. (Не море, сон.) - поправился он.
– Ваташива юмэ мита. (Я видел сон.).
– Юмэ?
– Отец, должно быть, хотел представить как-то свою спутницу, но Павел ему мешал.
– Хай. Юмэ. (Да. Сон). Ваташива Арекусу Грюку мита. (Я видел Алекса Глюка.) - Он выдохнул, собираясь с мыслями: - Кара ханасу: аната ките, аната ките. (Он сказал: иди сюда, иди сюда.) - Он сделал движения рукой, как будто зовет к себе.
– Отоосан! Онигайши масс. Арекусу Грюку ваташини айтай. Хонто айтай. Ваташино као метай. (Отец! Прошу вас. Алекс Глюк скучает обо мне. Правда, скучает. Хочет мое лицо увидеть.) - Он вздохнул, размышляя, что бы еще такое ввернуть из недавно разученного.
– Арекусу Грюку?
– вытаращился отец.
– Каминоке широй. (Светлые волосы.) - кивнул сын, подтверждая, что речь идет именно о Золотом Варваре.
– Анатава Арекусу Грюку мита? (Ты видел Алекса Глюка?) Доку дес ка? (Где?)
Павел застыл, не зная, что сказать. Ему на помощь пришла мама. Она говорила какое-то время, показывая в сторону замка и поминая покойного Кияма. Должно быть, хотела, чтобы муж вспомнил роскошные похороны, где их сын Мико мог приметить единственного иноземца, присутствующего на церемонии.
Слушая жену, отец опустился на корточки рядом с сыном, внимательно всматриваясь в его глаза.
Он снова что-то спросил, но Павел не понял ни единого слова. С таким трудом завоеванное было внимание родителей ускользало теперь неведомо куда.
Из кухни прибежала служанка, с поклоном сообщившая о том, что обед готов.
Должно быть, отец спросил, ел ли ребенок, и, узнав, что того уже кормили, потерял к нему всяческий интерес. Вместе с незнакомой женщиной он вошел в дом, где сразу же сел на подушки.