Дорога к саду камней
Шрифт:
– Ну уж не дождешься.
– Ким отвернулся от девушки, сокрушаясь, что не может успокоиться по команде.
– В следующий раз не зови на помощь.
– В любом случае мое тело не пострадало бы. Ты забыл? Маленькая больная Юкки спокойно пребывает в замке своего отца. И даже если бы сейчас меня изнасиловали с десяток самураев, Юкки осталась бы нетронутой!
– Она подняла вверх палец с обломленным ногтем.
– Впрочем, спасибо тебе.
Подойдя к небольшому озерцу, Ким встал на колени и, поглядев в воду, к удивлению своему, узнал лицо самурая, чью душу он нынче выбил
– Вот что, - он умылся и, утеревшись рукавом, подал руку девушке, - вот что, Токугава-но Юкки, я хочу тебе сказать. Конечно, мне весело с тобой примерять новые маски, быть сегодня девочкой, а завтра стариком, сегодня собакой, а завтра рыбкой, но пора бы начать жить как нормальные люди живут. Что ты думаешь, Хёбу-сан еще не стар, должность спокойная, опять же земля родная, до замка Фудзимото рукой подать, за семьей приглядеть можно. Что скажешь, Юкки-тян?
– Ты будешь спать с женой этого самурая?
– Лицо Юкки исказила недетская обида.
– Ты будешь переплетать с ней ноги и забудешь про меня?
– Видишь ли, - он покрутился на месте и, приметив невдалеке стены замка, показал на них.
– Много лет я был даймё этих мест и жил там.
– Ну и что, все когда-то кем-то были, - не поняла девочка.
– У меня тут остались друзья: Арекусу Грюку, однорукий секретарь Такеси, я знал его сорок лет, мои самураи - большинство тоже можно назвать друзьями...
– Орден 'Змеи', - закончила начатую Кимом мысль Юкки.
– Я знаю, моя мама тоже из ордена 'Змеи', в свое время она и ее предки с лихвой получали от ордена волшебного эликсира перемещений, отчего теперь, должно быть, я и обрела этот дар.
– Она таинственно улыбнулась, так что Ким вдруг захотел ее снова.
– Арекусу Грюку. Его сын недавно погиб в тюрьме моей мамы.
– Как бы невзначай сказала Юкки, вертя в руках прядь смоляных волос.
– Амакаву?!
– не поверил Ким.
– Амакаву, - подтвердила Юкки, - ему отрубили голову. Печально.
– Она опустила красивое личико, не упоминая о том, что на самом деле вначале сама вышибла из несчастного душу.
– Надо передать весть Алексу.
– Ким насупился.
– Вот что, Юкки-сан, ты можешь пойти в деревню вместе со мной, я точно не знаю, есть ли у этого самурая наложницы... жена, думаю, есть.
– Он задумался.
– Мы выясним это на месте, и ты сможешь стать моей женой или наложницей. Сколько можно жить, не будучи уверенным в том, что произойдет завтра? Где поесть, где протянуть ноги? Я жить хочу.
– Что ж, - Юкки выглядела серьезной, хотя это была серьезность маленькой девочки, которая решила показать себя взрослой и серьезной дамой, - я буду с тобой, пока мне это будет нравиться, а когда надоест...
Она поднялась с земли и, отряхнувшись, последовала за своим новым мужем и господином.
Глава 48
ЛЕТЯЩИЙ АНГЕЛ
Искусством должен заниматься человек искусства, а не самурай.
По-японски старший брат - какей или аниго, а младший - отоото. Это вызвало путаницу, поначалу я думал, что меня зовут Ото?ото, во всяком случае, так обращалась ко мне моя старшая сестра. На самом деле меня зовут Мико. Но это пока что детское имя. Я уже вполне смирился с тем, что мне нужно вырастить свое новое тело, с тем, что теперь я японец и самурай. И что когда я вырасту и буду достоин, я получу нормальное, взрослое имя, два меча и сделаю себе самурайскую прическу.
Я каждый день учу слова, хотя и не пытаюсь их записывать, так как нет бумаги, да и вообще, как бы такое поведение годовалого ребенка не показалось окружающим странным.
За время пребывания в этой шкуре я уже выучил уйму слов и даже могу с грехом пополам составлять несложные предложения. Например, каки чо дай (Дай хурму.). Или ваташива номитай (Я хочу пить.). Самурайский меч - катана, нож - нофу, дом - олчи, комната - хэя, много всего знаю.
Я знаю, что мокутэки - это цель, а сойно - талант. Если бы окружающие хотя бы немножко говорили со мной по-английски, можно было бы разузнать массу других полезных слов. А так приходится догадываться. Правда, в японских домах живет уйма народа, и каждый спешит поговорить с ребенком, разъяснить ему то, о чем он спрашивает.
Вчера я сказал 'отцу': Отосан ваташива оширо метай. (Папа, я хочу посмотреть замок.) Он удивился, но выполнил мою просьбу, и, взявшись за руки, мы пошли в сторону замка, там он некоторое время говорил со стоящими на посту самураями, и, в конце концов, нам разрешили пройти во внутренний дворик.
Жаль Кияма, и... даже совестно как-то. Вот я пришел в его замок, а самого Кияма давно нет. На его похоронах я был с родителями и другими самураями и наблюдал за тем, как все происходило. Потом увидал, как мимо меня в открытом паланкине пронесли светловолосого мужика. Я повернулся к 'отцу' и спросил его: Даре дес ка? В смысле - кто это?
Каково же было мое состояние, когда он сказал: Арекусу Грюку.
Я заорал ему, чтобы тот поглядел на меня, но какое там...
И вот теперь я чинно бродил с 'отцом' по двору, наблюдая за тем, как туда-сюда снуют работающие при кухне слуги, и ничего не мог поделать.
– Арекусу Грюку доко дес ка? (Где Алекс Глюк?) - наконец выдал я заранее составленную фразу.
– Арекусу Грюку?
– Удивленно уставившись на меня 'отец', произнес длинную фразу, из которой я узнал одно только слово нанде (зачем).
– Митай. (Хочу видеть.) - с достоинством, на которое только может быть способен годовалый ребенок, произнес я, сверля 'отца' взглядом.
Снова последовал набор слов. Из которых я ровным счетом ничего не понял.
– Доку дес ка? (Где?) - переспросил я, рассчитывая, что 'отец' либо покажет на замок, либо назовет какой-нибудь узнаваемый населенный пункт, и тогда... хотя... что тогда? Кто отпустит маленького ребенка?
– Кайримас, - вздохнул отец. И должно быть, не уверенный, что я что-то понял, махнул рукой в сторону подвесного моста с открывающейся за ним дорогой.
– Иокогама.