Дорога к саду камней
Шрифт:
После того как других мальчиков перебили, а его почему-то пощадили, единственными развлечениями ребенка стали разговоры с покойным Амакаву и ожидание прихода тюремщиков. Кто-то, наверное, мог бы сказать, что маленький, прикованный длинной цепью к стене мальчик, скорее, стал бы думать о доме или о том, как ему удастся выбраться отсюда. Но Тико как раз ждал своих тюремщиков, зрителей на балконе, ждал пыток или казней, которые прекратились, когда в тюрьме остался он один. Ждал, потому что только это могло разрушить тишину и одиночество, давившие
Иногда его спрашивали о его семье, деде Юя-сан, которым восторгались многие, несмотря на то что род Мусумото был опальным. Поначалу, почувствовав недоброе, Тико старался отмалчиваться или говорить, что ничего не знает о делах деда и понятия не имеет, как можно тайком проникнуть в их родовой замок.
Потом, когда других детей перебили, Тико был вынужден проводить целые дни совершенно один. А это для него была худшая из возможных участей, так как мальчик любил разговаривать с другими детьми, рассказывая им что-то интересное и слушая их истории.
Теперь такой возможности не было, и, истосковавшись по общению, Тико готов был выдать любые военные тайны, лишь бы только не оставаться больше в одиночестве. Правда, пока еще он не знал ни одной.
На самом деле система одиночных камер как раз и развязывала языки самым непокорным узникам, так что они больше, чем сидящие в общих камерах люди, были расположены продолжать доверительные беседы со священником или следователем, а значит, появлялся шанс выпытать у них интересующие сведения.
Тико попытался подвигать руками, чувствуя, как железная цепь, которой он опять был прикован к стене, холодит талию.
Равномерно и весьма раздражающе с потолка капала вода. Воздух сделался холодным и липким.
Наконец, где-то в самом сердце темноты, раздался лязг железной двери. Мальчик повернул голову и увидел льющиеся из-за двери неровные полосы света. Затем раздались шаркающие шаги. Свет закачался и поплыл по коридору в сторону Тико, ослепляя его.
– Вы слышите меня, господин Тико?
– спросил тюремщик, поравнявшись с клеткой своего единственного узника.
– Слышу, слышу. В глаза-то зачем светить.
– Тико отвернулся.
– Госпожа велела отвести вас наверх, нужно помыться, приодеться и в путь-дороженьку.
– Куда я должен ехать?
– не поверив в собственную удачу, переспросил Тико.
– Война...
– Старик-сторож повесил на стену фонарь и, пово?зившись с ключами, открыл замок двери.
– Выходите, пожалуйста, - вежливо попросил он.
– Только, во имя Будды, не пытайтесь сбежать, у дверей стоит самурайский пост, и вас все равно поймают, а может быть, даже и зарубят.
– Война?
– Тико не хотелось признаваться, что больше войны его интересует его собственная, пока еще такая короткая жизнь.
– Кто воюет и с кем? А я что, тоже пойду на войну?
– Как госпожа прикажет, так и будет.
– Сторож склонился над мальчиком, освобождая его.
– Я слышал, вы нужны госпоже, чтобы ваш дед не предал ее в предстоящей заварушке. Вы едете в качестве заложника, а не самурая.
– Вы проводите меня к госпоже?
Самурай кивнул. Когда они проходили мимо крошечной комнатки, в которой, по всей видимости, постоянно жил сторож, взгляд Тико упал на шахматную доску с расставленными на ней фигурами, серые против коричневых, с личным гербом Исидо.
Некоторое время назад, принимая в своем замке состарившегося от постоянных терзаний и страхов бывшего коменданта осакского замка, Осиба склонялась к мысли сдать беглеца его главному врагу Иэясу... но после решила не торопиться и спрятала Исидо в своем замке, дав ему незаметную и нехлопотную должноть тюремного сторожа. К слову, о том, что в гостевых комнатах замка содержится тайный узник, шпионы тут же доложили бы сегуну. Что же до никому не известного ронина, которого приняли на службу... до этого никому не было никакого дела.
Так что Исидо жил при замке благоразумно, не привлекая к себе внимания и славя Будду, что его никто не трогает.
Глава 50
ПУТЬ ВОИНА
Один неверный поступок может перевесить массу правильных поступков и испортить репутацию человека. Стремись к безупречности.
Трудная задача, не зная языка, что-то втолковать другим людям. Что-то действительно важное. Тем более если ты годовалый ребенок и по определению не можешь сделать ничего хоть сколько-нибудь умного.
Павел изнывал от безделья и невозможности как-то повлиять на свою жизнь. Правда, 'родители' практически ничего не требовали от него, он должен был есть, гулять, играть - словом, расти. Он же мечтал только об одном, как можно быстрее добраться до Алекса Глюка, а дальше будь что будет. В любом случае, даже если не удастся вернуться назад, Алекс - русский, а значит, с ним будет проще найти общий язык, он сможет помочь вырастить это новое тело, так, как это будет лучшим для него. На худой конец, он скорее сумеет спрятать его у себя в замке, где можно будет схорониться в случае опасности.
Алекс не будет относиться к нему как к младенцу, и... а впрочем, какая разница. Надо было любым путем прорываться в Иокогаму, а дальше будь что будет.
Павел поднял с земли палку и проделал с ней несколько упражнений, которые показывал 'отец', получилось, не бог весть что такое, но что ты тут будешь делать. Тело годовалого ребенка не могло дать необходимой координации движений. Что же - значит, буду развивать гибкость, решил Павел. Говорят, дети мягкие, и из них можно вылепить все что угодно, он, пытаясь сесть на шпагат, прокатывал на языке свежезаученные японские слова.