Дорога к счастью
Шрифт:
– Просьба есть до тебя, – смутился Моисей. – Хочу с Дареевска перебраться в ваши новые деревни, которые возле завода.
Бурмистр с недоумением проворчал:
– Господь с тобой! Ты же казак, зачем тебе переезжать во владельческую деревню?
Разговаривая с Моисеем, он гладил по светлым жиденьким волосам сына, подбежавшего к нему.
– У отца и братьев совсем земли не осталось, всю поделили в семье, – смущенно опустил глаза Моисей.
– А у казачьего старшины чего не просишь?
– Да у них земли нет, вы же сами знаете!
Из-за дверей
– Идите за стол!
– Поди, Ванюша, поешь, – ласково произнес Богдан Леонтьевич и, подняв глаза на Харитона, долго рассматривал его желтую застиранную косоворотку, перетянутую опояской, оставшуюся ему от отца. Потом громко кашлянул в кулак и сказал: – Ну-с, семью-то вашу я знаю. Дед твой Иван казаковал, француза бил в лихую годину, да и меня казачьему ремеслу еще мальцом учил. Ну, и отец твой землепашец был дай бог каждому, только вот недоброе дело затеял – бунт учинил в селе. Ну да ладно, кто старое помянет, тому глаз вон. Ежели ты решил добровольно мужиковать, то поселяйся в Морозовке. Там только начали обживаться. Сколько у тебя сынов?
– Казаков трое, да я четвертый.
– А девки?
– Казачки у брата моего Ефима – аж две растут.
Бурмистр засмеялся, оголив широкие зубы, и, кашлянув в кулак, серьезно сказал:
– Хитрый ты. Закон есть закон. Все земельные наделы на мужские души даются. Потому и пришел ко мне ты, а не Ефимка. Ну, тогда слушай, что тебе скажу: две десятины на каждую душу получишь вместе с усадьбой. Но знай: на первый год поблажка тебе от налогов и податей, а после за землю будешь платить деньгами или натуральным оброком, а коли не сможешь, будешь отрабатывать повинности наравне с моими крестьянами. Уразумел?
– Да, да, – обомлел от радости Моисей и согласно закивал головой.
– И еще тебе скажу, что пан наш добрый и грошей дает на обзаведение хозяйством тем, кто перебирается на новое место. Как переберешься в деревню, возьмешь у моего помощника приговор и придешь сюда, получишь гроши у Зиновия, – он кивнул на учетчика. – Пять рублей. Да два мешка ржаной муки, чтоб с голоду не передохли. Перебирайся. Бог в помощь.
– Благодари же, дурак! – толкнул его рукой в спину проходящий мимо учетчик.
– Благодарствую! – Моисей услужливо поклонился бурмистру, исподлобья косясь на спину удаляющегося учетчика.
Словно на крыльях летел домой Моисей. Вместе с Прасковьей пошли к Андрею в хату. Выслушав свояка, тот задумался:
– Добрый пан, даже грошами помогает, только эти гроши потом слезами обернутся всем крестьянам.
– Почему?
– Да потому, своячок, все траты на переезд и обустройство платят крепостные. Так что на всех, не только дареевских, но и других крестьян разбросают эти гроши, – он как бы с упреком посмотрел на Моисея. – А еще есть страх тебе, вольному казаку, в крестьянскую кабалу попасть. Я-то за сестрицу переживаю.
– Ежели по-хозяйски управляться с землей, можно и сводить концы с концами, – подала голос Прасковья. Она еще надеялась на лучшее.
Глава 5
1
Всю
Вышел Ефим, вывел во двор сонную, с лохматой гривой лошадь, запряг в телегу. И ходил вокруг нее озабоченный, без нужды поправляя то дугу, то чересседельник, выжидая, когда придет брат.
Сборы были недолгими. Загрузили свой домашний скарб и детей на телегу, связали за ноги кур, уложили мешки с мукой, овсом и рожью. Ефим привел из хлева корову и привязал к телеге:
– Нехай, братка, тебе подспорье будет в хозяйстве.
– А вы как же без кормилицы?
– У нас телка большая, следующей весной, даст бог, и молоко будет.
Прасковья зыркнула недобро на свояченицу:
– Лежак тебе освободила, теперь как пани будешь жить.
– Будет тебе старое вспоминать! – улыбнулась Меланья. – Езжайте с богом.
Моисей с Прасковьей подошли к киоту.
– Благослови, Матерь Божия, меня и мою семью на благополучное житье на новом месте, – тихо сказал он и размашисто перекрестился на Ильинско-Черниговскую икону Божьей Матери.
– Спаси господи! – следом перекрестилась Прасковья.
– Не обижайся, брат, но я заберу эту икону с собой, – тихо сказал он Ефиму. – Это родительская икона, она мне дорогой памятью будет.
Прасковья завернула святыню в тряпицу и аккуратно уложила в корзину с бельем.
Перекрестившись на купола церкви и поклонившись отцовскому дому, подался Моисей с женой и тремя сыновьями из Дареевска в Морозовку – пытать крестьянского счастья.
Деревня в это время только заселялась, здесь обживались более двадцати дворов, из них больше половины были бедные, некоторые – безлошадные. Среди переселенцев уже обитал на новом месте шорник Гордей Макаренко. Рядом с ним строил хату Гаврила Мотолыга, крепостной крестьянин из соседней деревни.
Моисей подошел к Гордею и, вглядываясь в его опухшее лицо, протянул руку:
– Как тебе тут живется?
Гордей стоял, опустив глаза, и нервно мял в руках шапку. Моисею показалось, что вся поза собеседника говорила о чем-то недобром.
– У нас все хорошо, надзора особого над нами нет. Видишь, вон за деревней обширные моховые болота, а дальше – трясины с окнами. Только солнце поднимется, как слепни и оводы враз скотину атакуют, а вечером гнус заедает, спасу от него нет никакого, только дымокуром спасаемся… Все лицо вон искусали.