Дорога на Аннапурну
Шрифт:
Лёня ворочался, долго не спал и страшно волновался.
— Марин, ты спишь? — он спрашивал. — Слушай, куда мы с тобой собрались??? Ты посмотри на карте наш маршрут! Этот Базовый Лагерь — почти на верхушке Аннапурны. Я про такие путешествия только по телевизору смотрел у Юрия Сенкевича. А если ты заболеешь? Я ведь не за себя беспокоюсь, а за тебя! Ты знаешь, что написано в справочнике? Во-первых, обязательно выскочат пиявки. «В теплых низинах они таятся повсюду: в грязи под ногами, в траве, на которую ты присядешь отдохнуть, на листьях деревьев…», откуда они будут валиться нам на головы. Причем непальская пиявка, тут сказано с гордостью, превосходит по кровожадности все Виды пиявок на
— Ну, можно же, — я говорю, задвигая на окнах шторы от нестерпимого света луны, — задать вопрос по-другому. Спросить у него, глядя пристально в глаза: Куда ведет эта дорога, приятель?
— Действительно, — бормочет Лёня, слегка успокоенный, и засыпает.
А я лежу и думаю:
— Господи! Спаси нас и помилуй! Не дай нам с Лёней пропасть в этом регионе!
— Аминь! — громко и отчетливо сказал Лёня во сне.
9 глава
«Уйми свой чих, пока не обезглавлен…»
Утром мы пошли в офис получать специальное разрешение для восхождения. Два веселых непальских чиновника потребовали у нас наши фотографии, а также по тысяче рупий с каждого за вход на территорию Святой Аннапурны.
Так называется этот маршрут: «Святая Аннапурна» — Annapurna Sanctuarity.
Вообще, я замечала, у многих мужчин самых разных народов, в том числе у непальцев, в бумажнике хранятся две фотографии — жены и сына. У Лёни тоже было две, но обе — его! И у меня моей не было. В книжке Лао-цзы «Путь без пути», которую я повсюду ношу с собой, лежали фотографии Папы, мамы, друга Седова, Ошо Раджнеша — индийского просветленного Учителя, и сына Серёни.
И вот я достаю фотографию мамы — послевоенную, она там с толстой косой вокруг головы — «короной», в цветастом крепдешиновом платье, с такой улыбкой — моя любимая фотография! И говорю им:
— Эта подойдет?
Мы ведь не разбираемся в китайских лицах, так и непальцы, я подумала, наверное, не разберутся в наших — европейских.
Они смотрели на нее, смотрели, она им явно понравилась, но попросили немного обрезать — формат очень большой. Потом ее наклеили на официальную бумагу, поставили печать и сказали, что если я пропаду в горах, меня будут разыскивать по этому документу.
Мы сели в машину и поехали в Федю. Словоохотливый шофер спросил у Лёни, сколько стоит в России литр бензина?
— Сорок рупий, — отвечал Лёня наугад.
— А у нас тридцать! — радовался водитель, как дитя. — Только он воздух портит!
Лёня заявляет ему:
— Мне очень важно, чтобы в Непале был чистый воздух, чистая вода и здоровые люди!
Непалец вскинул вверх большой палец, он был счастлив, что встретил такого продвинутого иностранца.
— А какой у вас рис выращивается? — спрашивал Лёня. — Длинный, коричневый?
— Нет, короткий и белый! — гордо отвечал водитель. — Мы, непальцы, все время рис едим — утром, днем и вечером. А индийцы — постоянно хлеб жуют. Непальцы худые, подвижные!..
— А индийцы толстые
Тут они оба захохотали.
— Что за работа! — сказал водитель. — Только найдешь себе друга — пора навечно прощаться.
Лёня дал ему три бумажки с носорогом. И тот уехал.
Мы остались совсем одни.
— Присядем на дорожку? — предложил Лёня.
Мы сели с ним на придорожный камень, взволнованные, как птицы перед взлетом. Хотелось бы вспомнить что-то бодрящее, воодушевляющее, вроде возвышенных слов из Хаббады, мол, «человеку — и только человеку! — дано слышать Зов Бесконечного и дана свобода внять этому Зову или оставить его без ответа».
Но в голове лишь вертелась песенка, давно когда-то сочиненная Лёней и Серёней у бабушки на Урале:
Уйми свой чих, пока не обезглавлен, Найди себе другую ты жену, Оставь свой дом, детей и маму с папой, Скажи: «Я скоро в речке утону!» А сам не утопай, греби руками, Да и ногами тоже ты греби! А вылезешь на берег — за грибами С корзиною и палочкой иди. А дальше что? Весь мир перед тобою! Вода: «Буль-буль» в карманах пиджака, Невзрачною весною голубою Найдешь на веточке уснувшего жука.Я встала, потуже затянула шнурки на кроссовках, надела Рюкзак и спрашиваю деловито:
— Ну? Где дорога?
— Да вот она, дорога! — ответил Лёня и показал на выросшую перед нами гору, под прямым углом уносящуюся к облакам.
Пройдя по этой «дороге» метров двадцать, я почувствовала, что пора делать привал. Дыхание срывается, ноги как вата, сердце выскакивает из груди… Вдруг передо мною появляется маленькая женщина в сари и протягивает бамбуковую палку.
— Ваша трость, мадам! — говорит она.
Вот ведь как продумано! Если бы мне предложили ее внизу, я бы вряд ли купила эту палку. А тут мы поняли друг друга без лишних слов.
Я спрашиваю:
— Почем?
— Сто рупий, — ответила эта находчивая женщина.
— Двадцать пять! — говорю я, немного отдышавшись.
— О ’кей! — она согласилась.
Лёня все потом удивлялся:
— Как ты ловко скостила сто рупий на двадцать пять, будучи в таком отчаянном положении!
Забегая вперед, скажу — эта палка была мне в Больших Гималаях самым близким другом. Я привезла ее в Москву, она долго стояла у меня на почетном месте, как сувенир. А когда наш куст китайской чайной розы вымахал с дерево и начал падать, свою драгоценную бамбуковую трость я использовала в качестве опоры — теперь розовое дерево, усыпанное цветами, достигло потолка, заполнило всю комнату, и мы вообще не знаем, что с ним делать.
…Сначала дорога шла лесом, солнечной рощей, там мы впервые увидели золотистого фазана. Вот это было зрелище: густой хохол из ярко-желтых перьев, оранжевый с красным воротник в черную полоску, золотая спина, алое брюхо, каштановые, бурые, красные перья крыльев и золотой длинный хвост.
Мы поднимались долго, медленно, с камня на камень, Лёня опирался на штатив от камеры, он шел за мной и говорил:
— Ох ты, Марина, ноги у тебя плоскостопые, косолапые, именно на таких ногах нужно идти и покорять Аннапурну!