Дорога на Дамаск

Ринго Джон

До дверей оставалось еще шагов пятнадцать, когда смуглянка наконец набралась мужества и подошла к Кафари:

— Вы, кажется, Кафари Хрустинова?

— Да, — негромко ответила Кафари и внутренне напряглась.

— Меня зовут Шавива Бенджамен… Не могли бы вы передать мои слова вашему мужу?

— Ну да, — ошеломленно пробормотала Кафари.

— Дело в том, что моя сестра Ханна отправилась добровольцем служить Конкордату. На прошлой неделе прилетел транспорт с компонентами для «Зивы-2» и привез нам от нее весточку. Видите ли, моя сестра врач и служит сейчас на крейсере, ремонтировавшемся в одном доке с этим транспортом.

Кафари

кивнула, все еще не зная, чем закончится этот разговор.

— Кое-кто из команды крейсера стал расспрашивать мою сестру о ее родной планете, и она рассказала, что живет на Джефферсоне. А еще она рассказала о Саймоне Хрустинове и его линкоре… — Девушка опять замялась, а потом выпалила залпом: — На самом деле, этот крейсер находился рядом с Этеной во время боев и эвакуации. Его команда знает вашего мужа. На крейсере все говорят…

Девушка смущенно опустила глаза и, помолчав, продолжала:

— Они говорят, что он замечательный человек. А еще они рассказали моей сестре много такого, о чем ваш муж даже не упоминал в тот день, когда умер наш президент.

Кафари растерялась, а Шавива Бенджамен негромко продолжала:

— Жаль, что в новостях сообщили так мало сведений о вашем муже, когда он к нам прилетел. Ведь не говорили же о том, что в тот же день, когда его линкор получил свое «Золотое Созвездие», вашего мужа наградили орденом «За мужество в бою»! А надо было об этом сказать! Команда этого крейсера говорит, что мы на Джефферсоне просто не знаем, как нам повезло, что вашего мужа направили к нам! Передайте ему, пожалуйста, что на Джефферсоне не все верят джабовскому бреду. Во время явакского нападения погибли мои родители и четверо братьев, но полковник Хрустинов и его линкор тут ни при чем. И не важно, что говорит Насония Санторини…

Прежде чем Кафари нашлась что ответить, заговорил высокий широкоплечий мужчина. Ему было лет шестьдесят, и на нем был широкий ремень с крючками для различных приспособлений, какой обычно носят скотоводы.

Он приподнял свою выгоревшую на солнце шляпу и сказал:

— Это святая правда… Каким местом думают горожане?! И как это можно верить джабовской ахинее! Да Санторини все врет!

В разговор вмешался мужчина постарше. У него были огрубевшие от постоянного труда руки и загорелое лицо, суровое, как скалы, возвышавшиеся над Каламетским каньоном.

— Хоть они и дураки, их очень много, — хрипло проговорил он. — А в нашей очереди почти нет молодых!

— Я, конечно, извиняюсь, — добавил он, отвесив в сторону Кафари легкий поклон. — Но мы послали наших самых умных и отважных детей сражаться в других мирах, а в каньоне остались старики да малые дети. Еще раз извиняюсь, но мне это не по душе. Разве приятно слышать бред горожан и думать, что на Джефферсоне осталось мало нормальных людей, которые могут вправить им мозги!

Заговорили и многие другие из стоявших в очереди. В основном они благодарили мужа Кафари за спасение их планеты и просили передать ему привет. От теплых слов в адрес Саймона у Кафари навернулись на глаза слезы. Ей было особенно приятно слышать такие слова после потока грязи, который извергался из лживых уст Насонии Санторини. Потом пожилая женщина, первой заговорившая с Кафари, взяла ее ладони в свои.

— Детка, — сказала она, крепко сжав девушке руки, — передай своему мужу, что все в каньоне очень любят и ценят его. Ведь хватило

же ему ума жениться на одной из наших девушек, — шутливо добавила она. — Пусть приезжает к нам на праздник урожая. Он увидит, как мы ему благодарны.

Очередь рассмеялась, и у Кафари вновь потеплело на сердце, а глаза опять предательски защипало. Она стала благодарить окружавших ее людей и пообещала передать мужу их приглашение. Потом она стала расспрашивать Шавиву Бенджамен о ее будущем ребенке.

— У нас будет девочка, — ответила Шавива, с почти благоговейным видом гладя себя по животу. — Она у нас первая. Моего мужа зовут Анаис. Он так рад, что весь день бегает вприпрыжку.

— Очень за вас рада, — с улыбкой сказала Кафари. — У меня тоже будет девочка.

— Ну вот и отлично, — негромко проговорила Шавива, глядя прямо в глаза Кафари. — Нам пригодятся дети от таких родителей, как вы.

Прежде чем Кафари нашлась что ответить, Шавива вставила магнитное удостоверение личности в специальное отверстие и скрылась в помещении для голосования. Через мгновение пришла очередь Кафари. Не замечая ничего вокруг, она вошла в кабинку, черкнула галочку в графе рядом с фамилией Эндрюса, сунула бюллетень в автоматически считывавший результаты автомат и поспешила к аэромобилю.

Оказавшись в его кабине, пристегнувшись и получив разрешение на взлет, Кафари погрузилась в глубокую задумчивость и предавалась своим мыслям до тех пор, пока в темноте над долиной реки Адеры не показались огни базы «Ниневия» и ангара «Блудного Сына». Заметив их, она обрадовалась тому, что уже почти дома.

Слова Шавивы Бенджамен затронули какие-то струны в глубине души у Кафари, которую охватила сейчас не то просветленная грусть, не то чувство глубокой благодарности к людям, поспешившим уверить ее, что она и ее муж очень много для них значат. В атмосфере, царившей на ее нынешней работе, Кафари было несложно позабыть о простых людях, искренне переживающих за других. А ведь она выросла именно среди них, так не похожих на жителей Мэдисона.

Дома Кафари обнаружила, что Саймон уже накрыл на стол. Она подошла прямо к нему, обняла его и долго не разжимала объятий.

— Тяжелый был день? — спросил ее Саймон, погладив по волосам.

— Да, — кивнула она. — А у тебя?

— Тоже не самый прекрасный.

Кафари чмокнула Саймона в щеку и ничего не сказала, хотя ей и хотелось расспросить его об ордене, о котором она раньше никогда не слышала. Если Саймон не рассказывал о нем даже ей, значит, мужу не хотелось вспоминать о том, за что он был получен. Кафари ограничилась тем, что передала ему слова Шавивы Бенджамен и остальных каламетских фермеров.

Саймон некоторое время пристально смотрел в глаза Кафари, а потом печально вздохнул:

— Военные заранее знают, что не все их действия будут одобрены мирными жителями, но от этого не становится легче, когда их бранят…

Он не добавил ничего к этой фразе, и Кафари немного забеспокоилась. Саймон явно чего-то недоговаривал и, судя по его тону, речь шла о важных вещах. Кафари знала, что ее муж по долгу службы имеет дело с секретной информацией, которой он не имеет права с ней делиться. Но все же ей хотелось понять, что нужно сказать или сделать, чтобы облегчить гнетущее его бремя. А как же это выяснить, если не знаешь, что именно гложет душу любимого! Кроме того, Кафари хотелось докопаться до правды.