Дорога на Элинор
Шрифт:
У него появились деньги, чтобы покупать не фарш, а натуральное, даже не мороженое мясо, но времени на приготовление не оставалось никакого — не было времени даже для сна, ложился Олег в два-три часа, вставал в семь, чтобы успеть на занятия.
Лекции ему мало что давали, он на первых занятиях понял, что знает все, о чем ему рассказывали преподаватели, не только то, что положено по программе, но и то, что нужно будет изучать в следующем семестре, и через курс, и даже потом, в год окончания учебы. Олег не представлял, откуда являлись эти знания — он и не мог по собственному желанию вытащить из памяти ничего, что было бы сложнее школьного курса истории или литературы. Если бы его спросили просто так, остановив на улице или в коридоре,
Над физическими причинами странной своей особенности Лисовский не задумывался — времени не было, да и желания тоже. Его личных учебных дел эта способность никак не касалась, и собственные курсовые он вынужден был готовить, читая нужные книги и не узнавая тексты, которые буквально минуту назад цитировал наизусть, когда писал для очередного заказчика очередную курсовую на аналогичную тему.
Клиентов у Олега хватало, денег, в результате, тоже, и странное дело: никто из студентов (тем более, студенток) ни разу не поинтересовался — что, собственно, этот вундеркинд делал в университете, почему со скрипом переходил с курса на курс, если он еще при поступлении знал все, чему будут обучать в последнем семестре.
Кто-нибудь иной на месте Лисовского наверняка заинтересовался бы собственными странными способностями и попробовал понять их природу. Олега же причины интересовали не больше, чем прошлогодний снег. Он жил, не имея ни минуты свободного времени, и когда пришла из Омска телеграмма о том, что отец его скончался после тяжелой непродолжительной болезни, на похороны Олег не поехал, и не потому, что поездка стоила минимум две месячных стипендии, в деньгах к тому времени он не нуждался, у него просто времени не было, он не мог позволить себе потратить два или три дня на путешествие, когда перед ним лежали минимум семь еще не выполненных курсовых. Он уже взял задаток, невозможно было отказать. Да и не помнил он отца. И помнить не хотел.
Будучи на последнем курсе, он женился, наконец, на Лесе, которая сама сделала ему предложение, поскольку ей надоело быть предметом его ненавязчивых ухаживаний — другие ребята к ней не клеились, поскольку все считали ее девушкой Олега, а Лисовского слишком уважали, чтобы встревать с ним в конфликты. Для Леси, учившейся на факультете международного права, Олег делал курсовые бесплатно, даже не за поцелуй, предложенный ею как-то в обмен на выполнение сложного задания. Олег мог потребовать чего-то более существенного, чем поцелуй, но ему это и в голову не приходило. В конце концов Леся взяла бразды правления в свои руки и женила на себе этого странного парня.
После вуза Олега направили в Шестое отделение помощником оперативного уполномоченного, а Леся поехала на стажировку в Финляндию — вместе с сыном, которому исполнилось полгодика, — упускать такую возможность, по ее словам, было нельзя, а муж несколько месяцев мог потерпеть, жил же он сам столько времени до их свадьбы. Зато потом…
Олег прекрасно понимал, что никакого «потом» не будет — его странная способность знать то, чего он знать не мог, подсказала ему во время бдения на дежурстве в отделении милиции, что назад Леська
Он мог бы отговорить жену от поездки, она послушалась бы, пусть и пилила бы его потом всю жизнь, но Олег не стал этого делать, потому что за годы, в течение которых он пользовался своей способностью «знать незнаемое», успел убедиться — то, что приходило ему в голову, имело характер данности, а не вероятности. Если ему это показали, значит, так оно и будет, и нельзя с этим бороться. И незачем.
Леська с сыном уехали, и через два месяца письма от нее, приходившие сначала по три раза в неделю, вдруг иссякли, как ручей, пересохший в жаркий летний зной. А еще неделю спустя — Олег все это время был занят на работе расследованием безнадежного дела о краже в магазине готового платья — Леська позвонила и сказала, что влюбилась в финна, с Олегом разводится, а сына оставляет себе, как память о былом счастье.
Когда майор передал Лисовскому дело о смерти Ресовцева Виктора Эрнстовича, Олег не был законченным женоненавистником, но вел себя на людях так, будто все женщины мира олицетворяли собой зло, подлежавшее искоренению.
Жанна Романовна, вдова покойного физика, не то что ему не понравилась, напротив, Лисовский сразу понял, что ее обаяние доставит немало хлопот и неприятностей в предстоявшем расследовании, но эта самая Жанна Романовна производила на него впечатление, которого он не ожидал, впечатление совсем из другой области человеческого восприятия — будто не женщина она была и не дьявол в юбке, и не важный свидетель, и даже не подозреваемая в совершении убийства мужа (вполне, кстати, возможный вариант, учитывая приобретенную ею веревку), нет, гражданка Синицына представлялась ему существом бесконечно от него далеким и бесконечно близким, своим, родным до такой степени, что всякие отличия в походке или манере держать голову казались несущественными.
И странным образом Лисовский с самого начала знал, что только он один с его способностью черпать информацию о неизвестных ему вещах, как это бывало в подзабытые уже студенческие годы, способен будет в этой странной истории разобраться.
Сначала он был уверен, что убила мужа Жанна, поскольку жизнь с этим человеком, должно быть, в какой-то момент показалась ей хуже ада и, во всяком случае, хуже жизни в колонии строгого режима.
Потом он вышел на Терехова и понял, что ошибался — истинным убийцей был писатель, даже если он пальцем не пошевелил, чтобы сунуть голову Ресовцева в петлю.
И наконец Лисовский понял, что ни Терехов, ни Синицына убийцами быть не могли — для каждого из них смерть Ресовцева в той или иной степени означала потерю себя, а, между тем, суицидальный синдром ни одному из них свойствен не был ни в малейшей степени.
Кто же убил?
Глава двадцать восьмая
— Если ты все это знаешь, — сказал Лисовский из экрана, — то чего же я тут столько энергии зря теряю, из-за тебя целый квартал сейчас без света мучается?
Лицо на экране неуловимо изменилось, на следователя смотрел погибший Ресовцев, но и это изображение стало через секунду другим — лицом писателя Терехова, недоуменным, не понимавшим, что он делал тут, в компьютере, а еще мгновение спустя на Лисовского взглянула с экрана Жанна Романовна, и сразу возникло другое лицо — женщины, о которой Лисовский всегда мечтал и из-за которой в свое время женился на Леське, потому что в ее характере — не в чертах, не в фигуре, а именно и только в характере — было нечто, сближавшее Лесю с женщиной, на самом деле никогда нигде не существовавшей, кроме как в его воображении, и теперь она, реальная, смотрела из глубины экрана, он потянулся к ней, но видение покачало головой и исчезло…