Дорога на Ханаан
Шрифт:
Ученый даже опубликовал рисунок, выполненный по его заказу: «Дом времен Авраама». «Это была реконструкция, основанная на находках археологов. На рисунке виден внутренний двор дома-виллы. На черепичном полу стоят два высоких кувшина. Верхний этаж охватывает деревянная балюстрада, отгораживающая комнаты от двора. И это – картина жизни патриарха Авраама, которого целые поколения привычно представляли себе в пасторальной обстановке, в окружении домочадцев и скота?!». [60]
60
Там же.
В то же время, как мы уже видели, вплоть до пятидесяти лет «древнееврейский патриарх» большую часть времени в силу роковых обстоятельств своего рождения находился в отрыве от «высокоразвитой цивилизации»: сперва в уединенной пещере, а затем в доме Шема, который, судя по всему, находился на обочине передовой материальной культуры своего времени, а может быть и вовсе вне ее. Впрочем, причастность к развитой материальной культуре общества никогда и нигде не свидетельствовала о достижении личностью духовных и нравственных высот, которые в эпоху безумия Вавилонского столпотворения оказались подвластными, может быть, только Шему и Авраму.
Мы, вероятно, никогда не узнаем, с каким чувством встретил Аврам блеск и роскошь славного города Ура. Но зато по свидетельствам, сохранившимся в Устной традиции, мы можем наглядно представить его неприязнь и активное противодействие духовной культуре Старо-Вавилонского общества, с которой ему пришлось столкнуться с первых же дней своего пребывания в «великом городе».
«Дом Шема был в те времена единственным островком монотеизма в бушующем море идолопоклонства, – пишут Люкимсон и Абрамович. – Особенно усердствовали в служении „богам“ царь Нимрод и отец Аврама Терах, державший в своем доме двенадцать идолов – по числу месяцев в году – и приносивший им человеческие жертвы. Кроме того, Тераху принадлежал самый „популярный“ в Уре магазин по продаже „домашних божков“. Нимрод же повсюду воздвигал храмы в которых стояли статуи идолов и самого Нимрода; повсюду устраивались дикие оргии и празднества с приношением в жертву сотен и сотен людей». [61]
61
«Жизнь Авраама Иври», стр. 13–14.
Нетрудно догадаться, как пятидесятилетний Аврам с высоты достигнутого им уровня духовности взглянул на беспросветную дичь обывательского сознания, с которым ему вдруг пришлось столкнуться лицом к лицу.
«Едва Аврам переступил порог дома Тераха, сердце его воспылало гневом – ему, преданному ученику Шема, был ненавистен сам вид идолов, стоявших в доме Тераха, не говоря уже о ритуалах, которые совершались вокруг них. И поэтому, как только Терах отправился во дворец царя, Аврам разбил все статуи и уселся посреди домашнего храма, дожидаясь возвращения отца». [62]
62
Там же, стр. 19.
Предстояло тяжелое объяснение с отцом. Чтобы хоть как-то «подсластить пилюлю» и, вместе с тем, продемонстрировать нелепость отцовского идолопоклонства, любящий сын придумывает забавную версию случившегося: драку деревянных болванчиков из-за миски супа.
«О великие боги, что случилось с идолами?! – воскликнул Терах, увидев разгромленный храм.
Ничего особенного, отец, – спокойно ответил Аврам, – просто они передрались за миску супа, которую я предложил главному из них.
Не болтай глупостей, идолы не едят и не дерутся…
Вот как, – с притворным удивлением сказал Аврам. – Если ты знаешь, что они мертвы, зачем ты им служишь?!». [63]
Устная традиция представляет еще одну версию в сюжете «Аврам и идолы Тераха», которая также обыгрывается в виде лубочных сцен в стиле традиционного райка.
«Терах занимался изготовлением идолов, которыми торговал на базаре. Однажды он поручил продажу своего товара Авраму. Подходит на базаре человек к Авраму и спрашивает:
63
Там же.
Не найдется ли для меня подходящего бога?
А тебе какого надо? – спрашивает Аврам.
Видишь ли, – отвечает тот, – я богатырь и хотел бы приобрести себе бога богатыря.
Аврам снял истукана, помещавшегося выше остальных, и говорит:
Вот этот самый для тебя подходящий.
Но разве он богатырь?
Глупец! – отвечает Аврам. – Уж таков порядок среди идолов: который поставлен выше остальных, тот богатырем и слывет.
Когда этот человек собирался уходить со своей покупкой, Аврам остановил его вопросом:
Скажи, сколько тебе лет?
Семьдесят.
И тебе, прожившему на свете семьдесят лет, не стыдно воздавать божеские почести идолу, сделанному день назад.
Покупатель с презрением бросает идола, берет обратно деньги и уходит.
Подошла женщина и передала Аврааму, в дар идолам, полную миску тонкопросеянной муки. Взял Аврам палку, разбил всех идолов, кроме одного самого крупного, которому и вложил в руки палку. Приходит отец и спрашивает:
Как это произошло? Кто это сделал?
Расскажу, – отвечает Аврам, – ничего от тебя не скрывая. Дело было так: принесла женщина миску с мукою и просит принести в жертву идолам. Стал я совершать, как следует жертвоприношение, а идолы и завели спор между собою, – один кричит: «я хочу поесть раньше», а другой: «нет, я раньше!» Но тут встал самый крупный идол и – видишь – разбил все.
Но ты издеваешься надо мной, – закричал отец, – разве способны эти…
Да? Так вдумайся же сам, отец, в слова свои…». [64]
64
Агада, стр. 44–45.
Как видим, в этой забавной агадической сценке Терах совсем не похож на крупного сановника, каким он предстает в ряде других источников. Действие разворачивающееся в лучших традициях народного райка, кукольного балагана, происходит на базаре. Живо представляешь себе бойкого и хитрого Петрушку-приказчика, туповатого увальня «богатыря», простодушную бабку с миской муки, недалекого и невежественного воротилу-купца… Но в тоже время эти внешне непритязательные байки рассказывают нам о начале многотысячелетней борьбы не на жизнь, а на смерть между сторонниками монотеизма и идолопоклонства, борьбы, на протяжении многих тысячелетий ставшей двигателем духовного становления человечества. Перед нами в балаганной форме развертывается ключевой конфликт истории: человек против бездушной идеологической машины тоталитарного государства.