Дорога на Рейншедоу
Шрифт:
– Разве не ты выбрал для себя Рэнфилда?
– Чёрт, нет. Его спасала Мэгги, чтобы потом отдать в добрые руки. Марк так в неё влюбился, что согласился взять пса себе.
– Как это мило!
Сэм закатил глаза.
– Марк сглупил, когда взял эту развалину. Рэнфилд не делает трюков. Он даже не может поддерживать темп во время прогулки. Счета от его ветеринара сравнимы с национальным долгом, и в доме он всегда ложится так, что гарантировано представляет опасность.
Но пока Сэм рассказывал о ходячем несчастье, его руки ласково гладили спину пса, почёсывали шею. А Рэнфилд, закрыв глаза, счастливо сопел.
– Давай, дурашка. Пошли на задний двор. – Сэм
С заметным усилием она оторвала взгляд от обнажённого мужского торса и включила электронную книгу:
– Да, у меня есть всё, что нужно.
– Что ты читаешь?
– Биографию Томаса Джефферсона [41] .
– Мне нравится Джефферсон. Он серьёзно покровительствовал виноделию.
41
Томас Джефферсон – 3-й президент США, автор Декларации независимости.
– У него был свой виноградник?
– Да, в Монтичелло. Но он больше занимался селекцией, чем просто выращиванием винограда. Пытался вырастить европейские винные сорта – vinifera, – из которых делали изумительные вина в таких местах, как Франция или Италия. Только те сорта не выживали из-за погоды, болезней и вредителей Нового Света.
Определённо, Сэм был из тех счастливчиков, которые любили своё дело. И чтобы понять этого человека, подумала Люси, нужно познакомиться с его работой, узнать, почему она так много для него значила, чем привлекала.
– Жаль, я не могу пойти с тобой на виноградники, – задумчиво произнесла она. – Отсюда они выглядят очень красиво.
– Завтра я возьму тебя с собой и покажу кое-что особенное.
– А что?
– Таинственную виноградную лозу.
Люси встретила его слова озадаченной улыбкой:
– И что же делает её таинственной?
– Я обнаружил её пару лет назад рядом с пристройкой, на тех землях, которые собирались перепахать под новую дорогу. Пересадка лозы её размера и возраста – не простое дело, поэтому я попросил Кевина мне помочь. Мы обкопали её так, чтобы оставить как можно больший ком земли вокруг корней, и перевезли на виноградник. Лоза пережила пересадку, но я до сих пор её лечу.
– И что это за сорт винограда?
– А вот здесь ты подошла к самому интересному. У меня есть знакомый в вашингтонском университете, но он не смог её идентифицировать. Потом мы послали образцы и фотографии двум экспертам – ампелографам [42] в Вашингтоне и Калифорнии, и тоже безуспешно. Этого сорта нет в каталогах. Скорее всего, я нашёл дикий гибрид, которой получился путём естественного переопыления.
– Часто такое случается?
– Крайне редко.
42
Ампелография — наука о видах и сортах винограда, о закономерностях изменчивости их свойств под влиянием среды и направленного воздействия человека.
– Как ты думаешь, из этого винограда получится хорошее вино?
– Вряд ли, – ответил Сэм, посмеиваясь.
– Тогда к чему столько возни?
– Потому что результат непредсказуем. Виноград может повлиять на вино не так, как ты
Сэм помедлил, подбирая правильные слова.
– Ты должен поверить в судьбу, – мягко подсказала Люси.
Он бросил на неё долгий взгляд:
– Да.
Люси всё прекрасно поняла. В жизни наступают моменты, когда ты должен рискнуть, даже если это приведёт к неудаче. Иначе тебя замучают сожаления о том, что не сделал, о дорогах, по которым не прошёл, о том, что не испытал.
Позаботившись о Рэнфильде и поработав около часа на винограднике, Сэм вернулся проверить, как там его гостья. Люси уснула прямо на диване. Стоя в дверях, Сэм медленно обвёл лежащую фигурку взглядом. В ней было что-то необычное – утончённое, почти мистическое. Как в фигуре с картины спящей Антиопы [43] или Офелии. Тёмные волосы, разметавшиеся по светло-зелёному бархату, полупрозрачная, как у ночной лилии, кожа. И мириады пылинок вокруг, сверкающих в солнечных лучах.
43
Антиопа (Antiopa — "Безгласная") — в древнегреческой мифологии — дочь фиванского царя Никтея. Её красота привлекла Зевса, который явился в облике сатира и овладел Антиопой, когда она спала.
Сэма очаровывала сила и ранимость Люси. Он хотел бы узнать её секреты, то, что женщина открывает только своему возлюбленному. И это не могло не тревожить. Раньше его никогда не посещали подобные мысли. Если в нём осталась хоть капля приличия, он оставит её в покое.
Люси пошевелилась и зевнула. Открыла глаза и в сиюминутном замешательстве уставилась на него, пряча в тени густых ресниц зелёные омуты.
– Я видела сон, – дремотно проговорила она.
Сэм подошёл к ней, не в силах сопротивляться искушению поиграть с длинными прядями:
– О чём?
– Я была здесь. Кто-то показывал мне всё вокруг… этот дом, каким он был раньше.
– С тобой был я?
– Нет. Со мной был мужчина, которого я никогда прежде не встречала.
Сэм слегка улыбнулся, выпустив её локон на свободу.
– Не знаю, понравится ли мне, что ты ходишь по моему дому с другим парнем.
– Он жил здесь много лет назад. Его одежда выглядела… старомодной.
– Он что-нибудь рассказывал?
– Нет, но устроил целую экскурсию по дому. Внутри всё было по-другому. Антикварная мебель, вычурные обои. В этой комнате они были зелёными в полоску. Даже потолок покрывали обои с нарисованной в каждом углу квадратного плафона птицей.
Сэм настороженно посмотрел на Люси. Его гостья никак не могла узнать, что когда они с Алексом очищали от ужасных обоев потолок в этой комнате, то нашли тот самый рисунок, который она описала.
– Что ещё он тебе показал?
– Чердак на третьем этаже со скошенным потолком и мансардными окнами. Там обычно играли дети. И большое витражное окно на втором этаже. Я тебе вчера говорила, помнишь?
– Дерево и луна.
– Да. – Взгляд Люси остался серьёзным. – То же самое окно, что я видела раньше. Дерево с голыми ветвями, а за ними луна. Прекрасный витраж, но не из того, что можно было ожидать в таком доме. Однако выглядело это как бы правильно, на своём месте. Сэм… – Она поморщилась, садясь. – Не мог бы ты принести мне бумагу и карандаш?