Дорога на Тмутаракань
Шрифт:
Впереди показалась гряда холмов. Петляя между ними, дорога поднималась на возвышенность, князь хлестнул плеткой коня.
Поднимая облака пыли, гридни вслед за ним поскакали к вершине гряды.
Вот она, Тмутаракань!
С возвышенности открывался необозримый простор: поля, виноградники, сады, а за ними среди зелени виднелись светлые мазанки, остатки крепостных стен, выложенных из белого камня. А еще дальше встала сизо-голубая стена до самого неба. Море!
Со стороны моря дул ровный свежий ветер. Он подхватил княжеский стяг с перекрещенными копьями, развернул его над
У городских ворот, сложенных из старого щербатого камня, шумно толпился пестро наряженный люд: русичи, касоги, хазары, решившие остаться здесь на милость победителя. Стороной держались богато одетые торговые гости из Корсуня, Византии, арабы, персы.
Русичи вынесли большую деревянную статую Перуна, украшенную виноградными лозами.
– Слава князю Святославу!
– выкрикнули из толпы.
Святослав снял шелом, низко поклонился тмутараканцам. Ветер подхватил, растрепал свисавший с темени клок волос, распушил выгоревшие добела усы.
Молодая нарядная красавица поднесла князю хлеб-соль на резном деревянном подносе, кряжистый седобородый старик поднял тяжелую серебряную чашу.
– Прими от нас хлеб-соль, княже, отведай вина тмутараканского! Все от чистого сердца!
Князь сошел с коня, принял поднос и передал его Богдану, поклонился женщине. Потом взял чашу и одним махом, не переводя дыхания, опорожнил ее.
Богдан мельком глянул на Злату и удивился внезапной перемене, происшедшей в ней, - лицо ее стало злым и напряженным, губы крепко сжались. Глаза пронзительно смотрели на женщину, что стояла перед князем улыбаясь.
– Ты чего?
– толкнул девушку под локоть Богдан.
– Малка, - сквозь зубы ответила она.
– Дочка рыбацкого старосты Одинца. Хазарам прислуживала, теперь тут хвостом крутит, князя обхаживает... У, змея подколодная!
– А старик кто?
– Родитель ее. Богатый, половину Тмутаракани в своих руках держит. Бек у него частым гостем был.
Тут только разглядел Богдан, что люди, окружившие тесным кольцом князя, будто изменились. Одежды на них богаче и вид дородней. Босоногую голытьбу, недавно кричавшую "славу", оттеснили куда-то в сторону, за спины торговых гостей, приготовивших свои дары новым властям.
Дочка Одинца щедро расточала свои улыбки Свенельду, и уже размягчились складки на обычно хмуром лице воеводы. Сам Одинец о чем-то оживленно разговаривал с Перенегом. Князь, окруженный гостями, принимал дары.
Злата неожиданно подняла коня на дыбы, развернула на месте, едва не подмяв копытами красавицу Малку. Князь заметил это, но ничего не сказал. Подозвал Свенельда:
– Вели войску разбить стан по левую руку от города. Сады не ломать, виноград не рубить. Люд здешний не обижать, гостей торговых - тоже. В город войду я со старшей дружиной да гриднями. Сам буду суд чинить и законы устанавливать.
Проезжая через город, князь подивился ветхости его каменных зданий, выстроенных в давние времена еще греческими мастерами, запущенности садов и пыльных, только кое-где вымощенных камнем улиц. Он направил коня к берегу, остановил его над обрывом.
Чуть в стороне виднелся порт, притихший, настороженный. К причалу робко жались несколько греческих хеландий.
Святослав оглядел даль.
Море до краев было наполнено густой, чуть зеленоватой синевой. Казалось, оно за лето вобрало в себя яркую краску южного неба, добавила к ней цвет глубинных водорослей и застыло, спокойное и величавое.
У самого горизонта маячил рыбачий челн, слабый ветер едва наполнял широкую ладонь паруса. Вокруг него кружили чайки, будто не хотели с ним расставаться.
Еще дальше тонкой неровной полоской смутно синели то ли облака, то ли неясные очертания далекого берега.
– Эй, гридень Злат!
– обернулся Святослав к стоявшим чуть поодаль воинам.
– Я здесь, княже!
Девушка держалась, как заправский гридень. Уже все дружинники знали, кто она на самом деле. Бывалые бойцы не однажды видели, как в трудную пору русские женщины надевали доспехи, брали в руки оружие и на поле брани не уступали ни в чем мужчинам. Злата не была исключением. К тому же она успела проявить недюжинную смелость и воинскую сметку. И воеводы, и рядовые воины дружно хранили тайну, которая давно перестала быть тайной.
– Я здесь, княже!
– гридень Злат прищурил свои зеленые глаза.
– Что там синеет за морем?
– То берег земли Корсунской, где ромеи живут. И русского люда там немало, как и в Тмутаракани. Вон там, в той стороне, город Корчев, в нем из руды железо плавят. И мастера-кузнецы там добрые...
– Много, говоришь, там русичей?
– Сказывают люди. Я-то сама там всего один раз была, мало что успела повидать...
Она спохватилась, что сказала о себе в женском роде.
– А ты не таись, на родную землю вернулась, - пригнувшись к ней, негромко сказал князь.
– Или не хочешь уходить из гридней? Так тебя же никто не гонит.
Злата смутилась, покраснела.
Святослав усмехнулся в усы, покосился на молчаливого Свенельда, на стоявшего чуть поодаль Богдана. Воевода задумчиво смотрел вдаль, взгляд его был грустен - может, далекое прошлое увидел? Сотник катал носком сапога круглый камушек, старался вдавить его в неподатливую сухую землю.
– Ты на родную землю вернулась, - повторил князь, - а я уже в Киев хочу. На сынов своих поглядеть, на матушку княгиню... Чует сердце: скоро придется собираться в новый поход.
Он посмотрел в ту сторону, куда смотрел воевода Свенельд, - на запад.
– Поход...
– подхватила Злата, она хотела сказать князю, как трудно приходится женщинам - женам, матерям, сестрам - от военных походов, сколько горя выпадает на их долю, и осеклась - лицо Святослава посуровело, снова стало каменным.
– Иди, гридень, иди. Да кликни ко мне воеводу Перенега.
Прошло несколько дней и Тмутаракань начала оживать. С раннего утра кипела работа у восточных ворот города. Пешие воины, превратившись на время в землекопов, углубляли полузасыпанный ров, ограждавший город, выравнивали дорогу, что вела на восток, в земли касогов и ясов, разбирали остатки каменной кладки, расчищая место для новой стены. Несколько сотен дружинников отправились к Кубани рубить лес для укреплений.