Дорога на яйлу
Шрифт:
– Главный приказал заклеймить… – напомнил офицер.
Толстячок растерянно задумался.
– Скажем, что фотографа не нашли! – решил он. – Нам еще не хватало заниматься пропагандой разврата!
Он оказался очень хорошим дядькой, этот майор.
А вот его коллега – нет!
Она уже с облегчением собралась уходить, когда ее остановили. И приказали присесть к столу. Тот самый офицер, который напоминал про «Сам приказал», поднял на нее свои большие серые глаза. Очень красивые. Очень холодные. Циничные. И начал задавать вопросы. Она думала – ну хоть сейчас начнется про делишки ансамбля! Но оказалось,
Ее еще много о чем спрашивали. И все вопросы ненавязчиво сходились в одну точку. На дела маленького школьника В. Переписчикова! Что он делает. Что и по поводу чего говорит. А правда ли, что угрожает руководству школы? Учеников притесняет? А с кем дружбу водит? И против кого? Вот детей из школы олимпийского резерва жестоко избили – причастен ли? А кто тогда? И так далее. И неоднократно промелькнула личность достойного гражданина Акбарса Дадашева… и личность не менее достойного гражданина Типунчука-старшего!
Нинель Сергеевна в панике выбрала, может, и неумную, зато безошибочную тактику – ничего не знаю, не слышала и не видела! А офицер все спрашивал, умело и настойчиво. И постепенно до нее стало доходить, как же много хорошего успел совершить в своей короткой жизни ее странный ученик! Так много, что, видимо, переступил какую-то невидимую черту. Границу дозволенности? Дозволенности чего? Хороших дел?! Ведь не зря спрашивает офицер! Да и не он спрашивает, если на то пошло, а кто-то властный за его спиной…
Наконец офицеру надоело слушать бесконечные «не знаю».
– Советую сменить школу, – сказал он на прощание. – Ваши коллеги возмущены, и мы будем вынуждены принять меры. Такие заявления, знаете ли…
И он многозначительно замолчал. И наконец отпустил.
Из милиции она вышла мокрой с головы до ног. Буквально. Не знала даже, что такое состояние – не книжное преувеличение, а на самом деле бывает…
Она еще успела дойти до ближайшего сквера. И только там расплакалась.
– Я же сказал, что за своих женщин глотку любому порву? – прошипел кто-то рядом с ней. – Уроды… ну я сейчас…
Она в ужасе обернулась. Школьный смутьян и двоечник, взъерошенный, как кот перед стаей собак, вытянул из рукава длинный, страшно сверкающий штырь…
Заточка, вспомнила она грозное слово из старых кинофильмов. Это – заточка! Потом до нее дошло, что подросток всерьез собирается ломиться в управление милиции на разборки – с заточкой в руке! – и она повисла на его плечах.
– Всех убью! – взвыл он, вырываясь.
– Да стоять же, дурак! – шипела она, пытаясь выкрутить ему руку с оружием.
Он вдруг мгновенно успокоился и выпрямился.
– Ну кто так крутит руки? – укоризненно спросил он. – Только женщина! Дай-ка я покажу. Вот как надо!
Она охнула и присела от жгучей боли. И уткнулась взглядом в его любопытные глаза.
– Я думал – тебя не разыграть, как Олеську! – радостно сообщил он. – Оказывается – всё можно! Надо только условия обеспечить! Ты у меня еще и за гаражами будешь целоваться!
– Гад! – всхлипнула она и ткнула его кулачком в плечо. – Гад!
Вывернутая кисть мучительно ныла. Зато дикий страх, сжимающий сердце, наконец, отпустил. Акупунктура, как съязвил когда-то Володя…– А вот меня до слез он ни разу не доводил! – завистливо сказала Олеся Михеевна, вынырнув откуда-то из-за спины.
Вместе с ней явился и Серый. И Марусюк. И Мила. И… и оказалось, что плакать перед подчиненными как-то неудобно. Так что они всей компанией ушли на набережную и устроились на парапете. Нинель Сергеевна настолько пришла в себя, что смогла даже внятно изложить, что с ней произошло. И тут затрясло Володю.
– Ребята, пронесло случайно! – бормотал он лихорадочно. – Нас же майор прикрыл! Кто он – священник? Святой мужик, даэрвеш… Ребята… что делать, а?!
– Ну, милиция! – недоуменно сказал Серый и сплюнул. – Подумаешь, милиция.
– Ты попадал туда хулиганом! – зло ответил Володя. – Можно сказать, своим человеком! А вот что было бы с Ниной, если б ее… оставили там? А? А потом с Олесей?!
– Глотки порву! – пробормотал Серый и изменился в лице.
– Вот тогда и за тебя возьмутся – и совсем по-другому! – предрек Володя. – Всё, ребята. На нас идет каток. Я знаю! Вот так будем сидеть на репетиции, а потом раз – и дверь с петель, и здоровые такие ребята в затемненных сферах… Серому прикладом в висок, Милу шокером… было уже, все было! Или придем в школу – и в гуолы прямо в дверях! Пионеры? Вперед! А потом в камеру, а там – особые люди… Театр откроем – за данью явятся! Руки обломаем – ночью двери с петель, ребята в масках, в броне, Олесе прикладом в лицо, Марусюка ногами забьют…
– В броне – это кто? – деловито осведомился Серый.
– А я знаю? Они все похожие! Гвардейцы кезара! Палачи главного визиря! Отряд быстрого реагирования! Им всем не дает покою наша свобода!
– Уймись! – облегченно вздохнул Серый. – Чуть меня не запугал! Думал – правда. А это же твои иные миры, выдумка!
Володя недоверчиво оглядел всех.
– Так вы думаете, – медленно сказал он, – вы все думаете… иные миры – выдумка?!
Друзья неловко отводили глаза. Да, они все так и думали.
– Вы же меня поддерживали! – неверяще сказал он.
– Ну да – и что? – невозмутимо отозвался Серый. – И поддерживаем! Интересно болтаешь, нескучно жить, всё такое. Весело, вот.
– И… Олеся? И ты мне – не жена?..
– Вовчик, ну так получилось! – виновато сказала девушка. – Вот Женя Марусюк – правда, он замечательный? – он же меня каждый день на руках носит! Ну и… вот…
Он помотал головой, как после дурного сна, и вопросительно уставился на, так сказать, старшую жену.
– Володя, игра зашла слишком далеко, – тихо, но твердо сказала она. – Мне и так, чтоб как-то объясниться, пришлось назвать твоего отца своим будущим мужем! Я его, конечно, уважаю, но… не настолько. Ты прекрасный, талантливейший мальчик! Мы все преклоняемся перед тобой, честно! Но… иные миры?