Дорога неровная
Шрифт:
Несколько раз ноги приносили Александру к дому, где жили родители Антона Букарова, хотя она даже не представляла себе, как вести себя, если вдруг выйдет из дома Букаров, и краска смущения заранее заливала её лицо. Но Александра понимала, что любовь к Антону — просто мечта, красивая и несбыточная, потому что кому-то свыше не было угодно, чтобы они оказались вместе, потому-то ни разу судьба не дала ей возможности выбирать между кем-то и Антоном. Она бы выбрала Букарова, и жизнь пошла бы по иной колее, может быть, та жизнь была намного спокойнее, но… «Судьбу не обойдешь, не объедешь», — говаривала Ефимовна, знать, она — права.
У одноклассниц, которые
Александра жила с детьми в «Севере», в той самой гостинице, где познакомились Павла Фёдоровна и Николай Константинович. Здание уже обветшало, покосилось, и речи не велось о люксе, с трудом удалось «выбить» приличный трехместный номер.
Мальчишкам понравился небольшой аккуратный зеленый городок. Их удивило, что Александру помнили даже спустя пятнадцать лет. Встречные люди неожиданно расцветали улыбками и здоровались с их мамой, словно никогда она и не уезжала из Тавды. И это наполняло сердца мальчишек гордостью. Побывали они и на кладбище, собственно, из-за этого всегда и приезжала Александра в Тавду — прибрать могилы родителей. Вот и сейчас они все вычистили, убрали толстый слой сухих сосновых иголок, покрасили заново памятники, железные венки, которые установил на памятниках ещё Виталий перед отъездом из Тавды, и когда уходили, Александра поклонилась родным могилам и вновь попросила:
— Прости меня, мама, за всё…
Из Тавды Александра с детьми поехала к Геннадию в Альфинск. Настроение у неё, как обычно бывало после разлуки с Тавдой, наступило пасмурное, под стать и погода — сумрачная, моросящая мелким противным дождиком. А тут ещё и электричку выбрали неудачно — в самый пик, когда за город ехали дачники, рыбаки да грибники. Вагоны оказались настолько переполнены, что удалось втиснуться лишь в тамбур.
Дети, конечно, были недовольны: мало радости после ночи в поезде, хоть и в купейном вагоне, ехать на ногах в электричке полтора часа. Однако молчали. Павлик уткнулся в бок матери и заснул. Антон достал из сумки книгу и читал, привалившись к стене — он всегда и везде читал фантастику: почему-то не интересовал его современный окружающий мир. Мальчишка очень изменился после отъезда отца, стал молчаливым и замкнутым. Иногда смотрел в пространство застывшим взглядом, и лицо его становилось отрешенным, словно душа улетела куда-то в даль далёкую.
За окном электрички промелькивал знакомый уральский пейзаж, и в голове у Александры заклубились мысли о родных — брате, тётках, ведь жили они в одном городе.
Геннадий встретил сестру и племянников на вокзале, и Александра с болью в сердце смотрела на сгорбленного, худого брата — так скрутила его жизнь, да и травма давняя сказывалась на здоровье: его одолевали сильные головные боли. Ну и, конечно, творило свое чёрное дело пристрастие брата к выпивке. Через несколько лет после развода с первой женой Таисией, из-за чего брат очень страдал — он любил, наверное, её всю жизнь — сошелся с женщиной весёлой и доброй, но — увы — пьющей. И если Геннадий выпивал один стакан вина, то Полина — два: здоровьем она обладала отменным.
Геннадий очень обрадовался приезду сестры, не знал, куда её усадить,
Хозяева давно готовились к встрече гостей, потому стол изобиловал снедью, и, естественно, разномастными бутылками, причем, для Александры брат приготовил шампанское, памятуя её нелюбовь к спиртному. И сидя за столом, видя, как опустошаются одна бутылка за другой, причём, Геннадий пил мало — сердце пошаливало, даже в больницу однажды после приступа попал — заметив, что мальчишки тоже недовольны этим, Александра решила на следующий день уехать, хотя могла пожить у брата неделю.
В отличие от Виктора Гена очень расстроился, что младшая сестра, с которой нянчился с пелёнок, собирается уехать на следующий день. Да это и неудивительно, потому что в нём было гораздо больше материнской душевности, чем в других довоенных детях, к тому же обделён вниманием альфинских тётушек, не любивших Полину. Впрочем, она платила им той же «монетой». Тёток Геннадий не видел месяцами, лишь двоюродные братья — Владимир, Розин сын, и Юрий — Зоин, забегали к нему распить бутылочку. Да ещё заглядывала Лида, когда приезжала в гости к тётушкам. Александра же, регулярно бывая в родном городе, ни разу не заехала к Гене, хотя письма писала часто. И потому они не могли наговориться в единственную ночь, которую им суждено было пробыть вместе, и когда впервые открыли друг другу свои души.
— Гена, Гена, зачем губишь себя? — с болью спросила она брата. — Зачем пьёшь?
— Понимаешь, с одной стороны, когда выпью, то и голова не болит, а с другой — чему ещё в этой жизни можно радоваться? Но мы с Полиной ничего, жи-вё-ом, — захорохорился брат. — Ну а ты-то как?
Гена не захотел тревожить младшую сестру рассказом о своей невесёлой жизни: болен, душевно одинок, задумал уйти от Полины, понимая, что не сможет жить рядом с ней и не прикладываться к бутылочке, и даже попросил Зою Егоровну помочь с квартирой. У неё, хоть и давно пенсионерила, старые связи сохранились, к тому же она, как фронтовичка, сначала стала членом городского совета ветеранов, а затем и возглавила его. Зоя Егоровна, выслушав Геннадия, не удержалась, укорила: «Я тебе комнату выхлопотала, зачем отдал её Полькиной дочери?»
Да, такое было. Старшая дочь Полины вышла замуж, а чтобы не мозолила глаза, Геннадий поменял свою комнату на комнату в квартире Полины. Думал ведь жить с ней до старости: она, имея троих детей, ради Геннадия с мужем развелась, а ведь ей, крепкой женщине, мало радости, наверное, было менять здорового мужчину на больного — Геннадий после травмы несколько лет находился на инвалидности. Но любила, видимо, Полина весёлого гитариста Генку, и жалела его, однако нет худшей беды в доме, если жена пьёт больше мужа.
— А ты как? — спросил брат, и она рассказала, чем занимается, как живёт, что перешла вновь в типографию. Гена посмотрел на неё внимательно и неожиданно предложил:
— Ты вот что, сестрёнка, ты лучше расскажи мне, что у тебя на сердце лежит, а там посмотрим, может, и посоветую что…
И Александра выложила ему мысли о себе, о разоренной семье, об отношениях в их роду — все свои мысли поведала. Лишь на своё одиночество не жаловалась, на то, что хоть не вела себя монахиней, но ни с одним из мужчин, с кем встречалась, судьба не пожелала связать крепче, ограничивалась ночными встречами. Зато с гордостью сообщила, что взялась писать книгу о странных судьбах своих родных.