Дорога Отчаяния
Шрифт:
«Неужели он всегда так ненавидел меня?», подумала она, и тут же поняла — да, ненавидел, с того самого момента, как коснулся ее руки в яме у железной дороге, Вдохновение Кадиллак ненавидел ее и завидовал ей, ибо она была истинным сосудом Господа, а не таким, как он — самодельным и самозваным. Он ненавидел ее духовность, ибо сам желал мирского, ряженного в одежды святости. Он завидовал ей, ненавидел ее, каждым своим действием он подчинял ее, разлагал ее и поглощал.
— Как же ты должен меня ненавидеть, — прошептала она.
— Прошу прощения, Госпожа? Я не вполне расслышал. Какое послание дашь ты своему народу? Люди ждут.
Голос его так и сочился лицемерием.
Таасмин Манделла сжала левую руку в кулак. Ее нимб засверкал интенсивным
— Мы враги, Вдохновение Кадиллак, Эван Дамблтон, как бы ты не прозывался — ты враг мой и враг Господа. Это послание я должна дать твоему народу?
Речитатив верующих барабанил ей прямо в душу.
— Да! Нет! Скажи им вот что. Я была избрана святой Катериной и стала ее эмиссаром в мире людей, ибо после семи сотен лет, которые она провела как святая машин, она желает привести людей к Богу. К Богу, а не к фабрике. Скажи это своим верным.
Она спустилась с балкона и удалилась в личные апартаменты. Оказалось, что иметь врага так же приятно, как и иметь друга. После многих бесплодных лет она чувствовала осмысленность и значение своих действий. Она была крестоносцем, бойцом на войне, ангелом с пылающим мечом. Это было приятное чувство. Очень приятное чувство — гораздо более приятное, чем дозволено пророчице Благословенной Госпожи.
41
Каждое утро в одиннадцать часов одиннадцать минут Арни Тенебра вставала на койку, откуда могла рассмотреть все, что располагалось по ту сторону решетки. В порядке удаления: одно апельсиновое дерево в терракотовом горшке, тридцать шесть километров сухих Стампос и одно голубое небо. Ни первое, ни второе, ни третье не менялась ни на йоту, но каждый день, в одиннадцать часов одиннадцать минут, Арни Тенебра стояла на кровати — не потому, что хоть в какой-то степени интересовалась жизнью за окном, а только из-за того, что Мигли недвусмысленно запретил ей вставать на кровать (опасаясь, вероятно, что она повесится). Когда он являлся в одиннадцать часов двенадцать минут, чтобы подвергнуть ее унизительному ежедневному реабилитационному сеансу, у нее успевало возникнуть чувство маленькой победы.
— Мисс Тенебра, ааа, прошу вас, не вставайте на кровать. Надзиратели, ааа, этого не одобряют.
Небо голубое. Стампос бурые. Апельсиновое дерево пыльно–зеленое. Теперь можно и спуститься.
— Добро утро, Мигли.
Мигли на самом деле звали Пракеш Мерчандани–Сингхалон, он был реабилитационным психологом Чепсинитского Регионального Центра Временного Содержания: маленький, мышеобразный, взволнованный, вечно путающийся в своих диктофонах и блокнотах, он мог быть только Мигли.
— Что у нас на сегодня, Мигли?
Он экспериментировал с различными схемами расположения кассет, диктофонов и блокнотов на столе.
— Я, ааа, думаю, мы могли бы, ааа, продолжить с того места, где прервались вчера.
— А где мы прервались?
Эти беседы были пустой тратой государственных денег и времени. Она подозревала, что Мигли думает точно так же, но правила игры должны соблюдаться — записи, мелкая ложь, ложь побольше.
— Первые дни, проведенные вами с Истинными Бойцами Северо–Западной Чертвертьсферы, ааа, сексуальные, ааа, связи с различными членами группы.
Мигли таращился, как сыч, сквозь толстые линзы очков. Арни Тенебра сложила на груди руки и уселась на кровать. Она открыла рот и вранье само по себе полилось наружу.
— Ну, после примерно полугода, которые я провела с Истинными Бойцами — было ничего, но немного скучно — романтика кончилась, и остались только долгие жаркие пыльные рейды на трайках, стоянки по паре дней в разного рода задницах и подключения к телекоммуникационным сетям. Это было бы не так плохо, если бы мы на самом деле записывали музыку. От всей этой езды у меня между ног вскочили волдыри; чего мне хотелось, так это попасть в Подразделение Активных Действий.
— И что же вы предприняли? — Мигли с живостью наклонился вперед. Он, вероятно, уже знал эту историю по записям допросов. Арни Тенебра вытянула руку и царапнула ногтями штукатурку.
— Предложила свое юное тело Пасхалу О'Харе, командиру Бригады Северо–Западной Четвертьсферы за будкой связи в штабном лагере в Обливиэнвилле. Он как раз набирал новобранцев, когда мы туда приехали, и возможность была слишком хороша, чтобы ее упускать. Можете вообразить, какой из него любовник.
Мигли пустил слюну в полном соответствии с учением Павлова. Арни Тенебра была разочарована тем, как легко выпускник Универсуума Ликса глотал всю эту чушь о сексе в хаки. Ничего подобного не происходило никогда, но Мигли, на самом деле, и не интересовался правдой. Она встретила Пасхала О'Хару в Обливиэнвилле и обменяла секреты доктора Алимантандо на место в группе активных действий, а гнусную историю сексуального унижения, пыток, лишений и мук сочинила, чтобы пощекотать нервы Мигли. Будучи реабилитационным психологом, он сам нуждался в лечении, прыщавый дрочила. Она со всеми красочными подробностями описывала трехмесячный курс тренировок, прокручивая тем временем правдивую историю на экране воображения. Несколько месяцев безделья в промерзших лагерях в Горах Экклезиастов, скука, дизентерия, бездействие и игра в прятки с пролетавшими самолетами.
— И что случилось потом? — спросил Мигли, высокомерно чуждый смерти и славе.
— Придержу до завтра, — сказала заключенная Тенебра. — Время вышло.
Мигли глянул на часы и принялся сгребать со стола кассеты, диктофоны, блокноты и ручки.
— Завтра в то же время, Мигли?
— Да, и, ааа… не стойте на кровати.
Однако назавтра, в это же время, он опять застал ее стоящей на кровати, и слабая вспышка его раздражения так позабавила Арни Тенебра, что она закрыла глаза и выдала продолжительную, цветистую фантазию о первом году службы в группе активных действий Армии Родной Земли, полную перестрелок, взрывов, засад, ограблений банков, захватов заложников, убийств и различного рода зверств, и разворачивающуюся в местах со звучными названиями: Гряда Джатна, Долина Горячих Ключей, Равнина Нараманга и Хромиумвилл.
После ухода Мигли, сидя на кровати и играясь с кошачьей колыбелькой из собственных шнурков, она вспоминала, как кровь Хэу Линя, взводного, бежала сквозь ее пальцы на дно стрелковой ячейки на горе Суеверия. Ей вспомнилось, как она, вся покрытая его смертью, высунулась из рыжей грязи и увидела бойцов Милиции Черных Гор, прущих прущих прущих вперед с широко разинутыми ртами. Она помнила свой страх, который вонял, как кровь у нее на руках и заляпанные дерьмом штаны, и от которого она совершенно потеряла рассудок и только бессильно выла, пока не набралась наконец сил поднять МФБС и не стала стрелять визжать стрелять визжать, покуда страх не ушел и все не стихло. Она не хотела повышения. В приказе о награждении было сказано — «За отвагу, проявленную перед лицом превосходящих сил противника», но она-то знала, что стрелять ее заставил страх. Только через несколько месяцев она узнала, что первый рейд отряда Пасхала О'Хары с новыми полеизлучателями был крайне успешен, и приказом о продвижении он выразил ей свою благодность. Субмайор отряда Второзакония. Играя с колыбелью для кошки в своей камере в Чепсинитском Региональном Центре Временного Содержания, она не смогла припомнить, куда подевала медаль.
На третий день Мигли опять явился со всеми своими кассетами и блокнотами. Арни Тенебра сидела на кровати.
— Сегодня, ааа, окно вас не интересует? — жалкая попытка сарказма.
— То, чего я высматриваю, пока не видно. — Она решила, что сегодня она не скажет ничего, кроме правды. Когда только ты один знаешь, что врешь, ложь не радует. — Сегодня, Мигли, я собираюсь рассказать о нападении на систему наведения в Космобаде. Достаточно пленки? Бумаги хватает? Батарейки с собой? Хочу, чтобы ты ничего не упустил. — Она откинулась к стене, закрыла глаза и начала рассказ.