Дорога славы
Шрифт:
Как бы ни так. Всем было известно и то, что эти костюмы означают, и многое другое. Я стоял у буфета, накачиваясь коньяком с «Дэгвудом» собственной конструкции, когда меня поймала на удочку сестра Шехерезады, та, что покрасивее. Она принадлежала к одной из не совсем похожей на нас человеческих рас. Одета она была в рубины с большой палец величиной и довольно-таки не просвечивающую ткань. Росту в ней, босиком, было не больше пяти футов пяти дюймов, весу фунтов сто двадцать, а талия в обхвате, наверное, была не больше пятнадцати дюймов. Это подчеркивало величину других ее частей, которая в подчеркивании не нуждалась. Она была брюнеткой с самыми раскосыми глазами, которые мне доводилось видеть. Похожа она была на красивенькую кошечку, а смотрела на меня так, как кошка смотрит на птичку.
— Себя, — объявила она.
— Говори.
— Сверлани. Мир… — Название и код — никогда о таком не слышал. — Изучаю конструирование пищи, математико-сибаристский уклон.
— Оскар Гордон. Земля. Воин.
Я пропустил координаты Земли; кто я такой, она знала.
— Вопросы?
— Спрашивай!
— Да, сабля?
— Да.
Она посмотрела на нее, и зрачки ее глаз расширились:
— Да — была сабля уничтожить конструкта сторожить Яйцо? («Является ли находящаяся здесь сабля прямым потомком в последовательной пространственно-временной перемене, не считая теоретически возникающих при переходах меж Вселенными искажений, Сабли, использованной для убийства Рожденного Никогда?» Сложная конструкция глагола, удовлетворительно— прошедшее время, обуславливает и тут же отбрасывает понятие о том, что идентичность — это понятие абстрактное: «Та ли это сабля, которой ты, в повседневном смысле, пользовался на самом деле, и не дурачь меня, воин, я не ребенок».)
— Был — да, — соглашался я. («Я там был и даю гарантию, что не расстался с ней по дороге сюда, стало быть, это все еще она, да».) Она чуть слышно ойкнула; соски ее грудей набухли. Вокруг каждого был нарисован, а может, вытатуирован, символ множественности Вселенных, который мы называем «Троянской стеной» — и такой сильной была ее реакция, что бастионы Илиона рухнули вновь. — Трону? — моляще скачала она.
— Тронь.
— Трону ДВАЖДЫ? «Пожалуйста, можно мне немного подержать ее, попробовать, что это такое? Ну, пожалуйста, очень вас прошу! Я требую слишком много, и вы вправе откачать, но я обещаю, что ничего плохого не сделаю», — слова им служат для передачи того, что нужно, но весь сок в том, как это говорится.) Неохота мне было это позволять, да еще с Леди Вивамус. Да вот не могу я устоять перед красивой девушкой.
— Тронь… дважды, — нехотя уступил я. Я вынул ее и эфесом вперед передал ей, готовясь перехватить ее прежде, чем она выколет кому-нибудь глаз или проткнет себе ногу.
Она осторожно приняла ее, широко раскрыв глаза и рот и взяв ее вместо рукояти за чашку. Пришлось ей показать. Рука у нее для сабли была уж слишком мала; руки и ноги ее, такие, как и талия, были супер-стройны.
Она засекла гравировку.
— Значение?
«Давайте жить, пока живем» в переводе не очень-то звучит, но не потому, что такая мысль им непонятна, а потому, что она для них — как вода для рыбы. Как же еще можно жить? Но я попытался.
— Тронь — дважды жизнь. Ешь. Пей. Радуйся.
Она задумчиво кивнула, потом сделала, согнув кисть и отставив локоть, выпад в воздух. Я не смог этого стерпеть и отобрал оружие у нее, плавно заняв защитную позицию для рапир, сделал выпад в верхней зоне и вышел из него — движение настолько грациозное, что даже здоровенные волосатые мужики в нем смотрятся. Вот почему балерины занимаются фехтованием.
Я отдал честь и вернул оружие ей, затем поправил ей положение правого локтя, кисти и левой руки — вот поэтому балерины и обучаются за полцены, потому что учителю учить их приятно. Она сделала выпад, чуть-чуть не проткнув одному из гостей ляжку по правому борту.
Я снова забрал оружие, отер клинок, вложил его в ножны. Мы собрали тьму народа. Я взял с буфета свой «Дэгвуд», но она не собиралась прощаться. — Сама прыгать сабля?
Я поперхнулся. Если она понимала весь смысл — или если его понимал я
— значит, ко мне обратились самым вежливым образом, какой я только слыхивал на Центре, с предложением. Обычно оно бывает прямее. Но ведь наверняка же Стар не афишировала подробностей нашей брачной церемонии? Руфо? Я ему не говорил, но Стар могла и сказать.
Когда я не ответил, она, не понижая голоса, объяснила все до конца.
— Сама недевственница, немать, небеременна, небесплодна. Я объяснил, со всей возможной на этом языке вежливостью — что не очень-то сложно — что у меня свидания расписаны. Она оставила эту тему, посмотрела на «Дэгвуд».
— Капелка трону вкус?
Это было другое дело; я передал его. Она отведала солидную капельку, задумчиво пожевала, вроде бы обрадовалась.
— Ксенко. Примитивно. Крепко. Резкий диссонанс. Высокое искусство.
И она уплыла в сторону, оставив меня в раздумьях. Менее десяти минут спустя этот же вопрос был задан мне опять. Я получил предложений больше, чем на любом другом вечере на Центре, и причина повышенного спроса, уверен, заключалась в сабле. Нет, ну конечно немало предложений выпадало на мою долю на каждом вечере, ведь я был супругом Ее Мудрости. Да будь я хоть орангутангом, предложения все равно бы последовали. Некоторые из принятых в обществе волосатиков и так были не лучше орангутангов, но мне простили бы даже обезьянью вонь. Разгадка коренилась в том, что многим дамам любопытно было узнать, с кем ложится спать императрица, а то обстоятельство, что я — дикарь, или в лучшем случае варвар, подогревало их любопытство. Запретов никаких на открытые предложения не существовало; многие так и делали.
Но у меня все еще длился медовый месяц. Да и уж во всяком случае, если бы стал принимать все предложения, я бы давно качался от ветра. Но слушать их, как только я перестал съеживаться от прямоты типа «Газировки или пива?», мне нравилось. Когда упрашивают, у любого поднимается настроение.
В тот вечер, раздеваясь, я спросил:
— Ну как, повеселилась, красавица?
Стар зевнула и расплылась в улыбке:
— Да уж конечно. Так же как и ты, Игл-Скаут великовозрастный. Чего это ты ту кошечку домой не привел?
— Какую кошечку?
— Сам знаешь, какую. Ту, которую ты учил фехтовать.
— Мии-яу!
— Нет, нет, милый. Тебе бы надо послать за ней. Я слышала, как она назвала свою профессию, и должна сказать, что существует тесная связь между хорошей готовкой и хорошей…
— Ты слишком много разговариваешь, женщина! Она переключилась с английского на невианский.
— Слушаюсь, милорд муж. Ни звука не пророню я, коего не сорвется непрощенно с истосковавшихся по любви губ.
— Миледи жена моя любимая… дух изначальный Вод Поющих…