Дорога смертной тени
Шрифт:
– А мне, представь себе, надо! Голодный как зверь! Во всех смыслах!
Лина переполошилась, покраснела. Митя поцеловал ее и увлек в номер. Вслед им глядели волнообразные горы, сверкающее на солнце море и усыпанное сиреневыми цветами дерево, растущее в соседнем дворе.
А нечто, что лишит разума, завертит в немыслимом, не поддающемся объяснению круговороте, пугающем настолько, что не останется сил бояться, набирало силу.
Это началось на пятый день.
Первые четыре прошли так, как обычно и проходят у курортников. Утром и после обеда Митя с Линой нежились на пляже (от
Митя немного опасался, что Лина испугается заходить в воду после того, что случилось с ней в день приезда, но она не вспоминала об этом и купалась без всякого страха. Он тоже постарался отбросить мысли, что жена, которая отлично плавала, едва не утонула в двух шагах от берега. Вспоминал ее непонятные слова о произошедшем, и на ум приходили собственные видения и ощущения. Но больше ничего необычного не происходило, и Митя списал все на жару и смену климата.
Правда, был еще случай вечером в кафе – тоже в первый день. Лина утверждала, что беседовала со стариком, а Митя уверял, что возле их столика стояла женщина.
Он отошел на минутку, а когда вернулся, увидел ее. Женщина выглядела так гротескно, что Митя с трудом удержался, чтобы не присвистнуть от удивления. На вид рыжеволосой даме казалось лет пятьдесят. На ней была пестрая многослойная цыганская юбка в пол и полупрозрачная кружевная черная блуза. Шея и запястья увешаны многочисленными дешевыми украшениями: цепи, ожерелья из крупных камней, разноцветные браслеты. На голове криво сидела огромная шляпа с пером.
Женщина обернулась, бросила на Митю короткий, скользящий взгляд, и на мгновение обильно накрашенное лицо показалось ему смутно знакомым. Он будто видел ее в старом фильме. Или, может, на нее была похожа мать кого-то из его приятелей. Или воспитательница в детском саду. Тревожное ощущение усилилось от того, что Лина убеждала, будто никакой женщины не было – только старик в строгом костюме.
Но если не считать этих мимолетных эпизодов, все остальное было прекрасно: погода, море, пляжи, пропитанные солнцем фрукты, уютный номер, вино. И, конечно же, секс. Любовью они занимались чаще, чем в медовый месяц, и иногда Мите стыдно было смотреть в глаза соседям: вдруг они что-то слышали? Впрочем, чужая жизнь никого здесь не беспокоила. Обычно, если отдых удался, люди погружаются в него с головой, стремясь заполнить себя до отказа собственными впечатлениями. Чтобы было о чем вспомнить долгими мрачными осенними вечерами.
В ночь, которая стала точкой отсчета, они тоже долго любили друг друга, а потом Митя быстро заснул и проснулся неизвестно отчего, словно его разбудили. Открыв глаза, он обнаружил, что Лины нет рядом. В комнате было темно, он приподнялся на локте и взглянул на часы – они показывали два сорок. Зеленые светящиеся цифры казались глазами, которыми кто-то смотрел на него из глухой предрассветной тьмы.
Только дети боятся темноты – боятся отчаянно,
Кто – Лина, может быть?
Но тогда чего ему бояться?
Нужно встать, включить свет, найти жену, но он продолжал лежать на кровати, застыв в неудобной позе, как огромный неуклюжий моллюск в раковине. Митя был уверен: если это беспомощное лежание продлится еще немного, он потеряет сознание. Или умрет от сердечного приступа.
Внезапно открылась входная дверь и чары разрушились. На пол легла косая полоска желтого света, и в комнату вошла Лина. Митя выпростал руку из-под легкой простынки и включил ночник.
– Лина? Где ты была? – хрипло прошептал он. Откашлялся, провел рукой по лицу.
Она прикрыла за собой дверь. Если бы Митя не был в тот момент настолько занят собственными ощущениями, то заметил бы, что жена напугана не меньше, чем он сам.
– Куда ходила? – снова спросил он, потому что она молчала.
Лина села возле него на кровать, потом легла рядом, прижалась, уткнулась лицом в грудь. Митя обнял ее, и ему показалось, что он сжимает в руках каменную статую.
– Почему такая холодная? Озябла?
– А ты?
Они не закрывали на ночь балконную дверь, потому что с вечера было одуряюще жарко и лишь с рассветом становилось прохладнее. Сейчас в комнате не чувствовалось ни дуновения ветерка, но Митю и Лину била холодная дрожь, они тряслись и вжимались друг в друга ледяными телами.
– Ничего не слышал? Во дворе? – спросила она.
– Я спал.
– И я, но потом проснулась. Услышала… – Она замолчала и вздохнула.
– Что? Лина, что ты слышала?
– Детский смех, голоса. Было слышно, как дети играют во дворе, визжат, хохочут. Я сначала подумала, мне приснилось. Откуда ночью во дворе возьмутся дети?
– У соседей нет детей, – сказал Митя. – И у хозяйки тоже.
– Знаю. Я полежала-полежала и решила выйти на балкон – посмотреть. Вышла, но ничего не увидела. Звуки доносились со стороны внутреннего дворика. Топот, разговоры – тихие и погромче…
– Ты спустилась вниз?
Лина молча кивнула.
– Почему меня не разбудила?
– Ты так хорошо спал. И потом, я… Ну, не разбудила и все!
– Хорошо, хорошо. – Митя погладил жену по руке. – Что дальше?
– Они были там.
– Дети?
– Дети, – шелестящим голосом ответила Лина. – Дети…
Митю передернуло от ее интонации, но он попытался свести все к шутке:
– Это ведь не так страшно, верно? Не разбойники-пираты или исламские террористы. Просто дети. Много их было? Ты с ними разговаривала?
Лина высвободилась из его объятий, села и пристально посмотрела Мите в лицо. Губы ее дрогнули, будто она хотела сказать, но не могла решиться. И Митя вдруг подумал, что не хочет ничего знать. Пусть это смешно, дурно… Но пускай она промолчит! Может, Лина угадала его трусливые мысли, а может, была другая причина, но в итоге, после долгого молчания, жена устало произнесла: