Дорога стали и надежды
Шрифт:
Мысок сапога ударил по кисти, угодив точно в нерв, пальцы дрогнули, чуть позже плюхнуло и чавкнуло. Вот так вот, бульк – и незамысловато лишаешься одного из шансов на собственную защиту. Ремень натянулся, заставляя Уколову поднять лицо. Пахнуло немытым телом, грязным бельем и мочой. Сверху довольно гоготнули:
– Ой, девушка, извините, не подмылся. А ну, сучка, давай, работай!
Женя вздохнула, стараясь не трястись слишком сильно, и сглотнула. Вот рот сейчас не должен оказаться пересохшим, и горло тоже – орать, так орать. Желудок, решивший заявить о себе, удалось смирить.
И
Азамат протянул ей руку, помогая встать. Вторая торчала вперед и вверх, воткнув стволы прямо в рот ходоку, оставшемуся в живых. Уколова качнулась, глядя на укороченное ровно по скулы лицо несостоявшегося насильника. И ее вырвало.
– Ты бы, пят’як, хотя бы предупредила, что до ветру сходить надо. – Азамат сплюнул. – Места-то дикие. Иди, умойся. Переодеться есть во что?
– Есть. – Женя вытерла губы, лизнула кончиком языка, ощутив соленый металл крови. – А хорошо, что этот живой. У меня там пистолет остался.
– Да? Эвон чего… – Азамат покосился на ходока. Тот что-то хрипел, чуть скрипя осколками зубов по стволам. Повернулся к проему, откуда накатывали гул и бормотание, отрывисто и жестко гаркнул в серый просвет. – Эй, люди, Золотого кто позвал бы?!
– Уже позвали, идет, щас. Ты земляк там больше не пали, не надо. – Петр заглянул внутрь. – Эх ты ж, етиж твою за ногу, Андрюха, Андрюха. Таки не удержался…
Уколова скрипнула зубами, неуловимым движением выхватив у Азамата из кобуры «Ярыгина». Пистолет мягко щелкнул, готовый к стрельбе.
– Эй, эй, милая, все хорошо! – Петр поднял вверх руки. – Не трону я тебя, не собирался даже. Ты не серчай, не надо. Ты лучше это, иди вон, сейчас тебе бабы воды горячей спроворят, помоешься, они те одежку постирают. А то в кровище вся, ровно упырь, тьфу-тьфу. Ай!
– Где Золотой? – Азамат и не думал забирать пистолет. Покосился на зашедшего в сортир Саблезуба. – Эй, друг, иди с девушкой. Иди-иди, давай.
Кот мяукнул и повернулся назад к выходу. Зашипел, вздыбившись на новое лицо.
Мужчина, светивший себе масляным фонарем, явно был немолод. Жесткое и хитрое лицо, тонкие губы и слегка кривоватый нос.
– Здесь я, братишка. О как, опростоволосились мои олухи. Так, кто-нибудь, заберите, что от Андрюшки осталось. Девушку помыться, одежду постирать и высушить до утра. Азамат, ты бы обрез-то убрал, а?
– Уберу, уберу. Только веревку еще надо. Ему за стволом лезть.
Золотой улыбнулся:
– Да брось… чего у меня, пистолета не найдется?
Азамат улыбнулся в ответ:
– Найдется, а как же. Только это в воспитательных целях ему будет. Понимаешь?
Золотой усмехнулся еще шире.
– А то!
Уколова сидела в большущем корыте и терла плечи жестким мочалом. Мыло в Венере варили сами, пахучее, жирное. Воду ей уже поменяли, но она так и не смогла вылезти. Терла, терла, терла…
Бухнула проседающая дверь. Азамат плюхнулся на лавку в предбаннике, положил ноги на скамейку.
– Что? – Уколова не обернулась. Уставилась на темнеющий сучок, опустила мочало в воду.
– Я подумал, и даже не стал тебя ни о чем спрашивать. – Азамат расстегнул куртку, в помывочной было душно. – Сам думал сперва, что мол, за глупость. Вроде бы офицер эсбэ, подготовленная, и в такую лужу села.
– Ну да, смешно. – Уколова шмыгнула носом. – Уписаться со смеху можно.
– Да чего тут смешного? Тут впору плакать, если бы не пара моментов.
– Каких?
– Там, в Новоуфимке, много дерьма, но здесь больше, и там оно знакомое, а тут, в той же Венере, ты его и близко не видела ни разу. Не говоря про Бугуруслан, скажем, – не зря его обходят стороной. Да и не визжать, не реветь белугой, когда так зажали… Мне такого видеть не приходилось.
Уколова прижала ладонь ко рту и несколько секунд боролась с совершенно пустым желудком.
– Рада, что смогла удивить.
Азамат помолчал.
– Брось, старлей. Такое не каждый сможет. Только запомни… Женя, что сейчас тебе стоит поучиться. Мне тоже как-то пришлось, снова, как в учебке, почувствовать себя салабоном – полтора года назад, представляешь, чуть не схарчила семья истинных идиотов. Озабоченная шамотра, папка с придурью, мамаша с изрядной дебильноватостью, а детки так вообще, даун на дауне и дауном погоняет. М-да, но ведь могли меня пустить на бешбармак.
– Или лагман.
– Или беляшей наделали бы… – Пуля усмехнулся. За стенкой вода снова начала плескаться, но теперь падала сверху. Уколова явно решила прекратить водные процедуры.
– Свернул не туда, представь себе. Шел себе, шел, и перепутал поворот, ага. А там хуторок такой, небольшой, семья, добрая такая, человечная…
За стенкой раздался шорох. Азамат довольно кивнул головой. Офицер оказалась офицером. Справилась так, как вряд ли удалось бы многим другим женщин. Это было хорошо, нервы у Уколовой крепкие, в дороге пригодится.
– Как выжил-то? – совершенно спокойным голосом поинтересовалась Женя.
– Как? – Азамат покачал головой. Как…
Пуля упал, прижавшись лбом к металлу бывшего гаража. Воздух проходил в легкие тяжело, их кололо и рвало изнутри десятком крючков. Что сыпанула ему в лицо мамаша, широченная и криворожая, он не понял, успел только прикрыться рукавом, чтобы не наглотаться сильнее.
Где-то в коридоре зашуршали. Пуля выстрелил на звук, услышал булькание и стон, выстрелил еще раз. Экономить патроны сейчас не стоило, слишком хитры и опасны оказались людоеды. Он сплюнул, прочищая горло. В груди больше не разрывались в крошево осколки стекла, зато взамен начало припекать. Покачиваясь, встал, схватившись за первое, что попало под руку. Встретившись взглядом с мертвыми белесыми глазами подвешенного худого мужика, лишь покачал головой. Бояться мертвых глупо. А вот тех трех оставшихся в живых, еще как стоило.