Дорога в Омаху
Шрифт:
Разноголосица прекратилась тотчас же, как только вице-президент Соединенных Штатов вошел с улыбкой в просторный салон самолета.
– Разве это не забавно? – бросил он весело.
– Кто этот? – полюбопытствовал Силвестр.
– Не «этот», а «он», – заметил сэр Ларри, поправляя свой тупей. – Ты должен был бы спросить: «Кто он?» Понятно, Слай?
– Да, конечно, но что это?
– Это мой самолет, – обратился к нему наследник Овального кабинета. – Ну не славно ли это?
– Садись, пилигрим, – обратился к нему Герцог. – Если хочешь положить что-нибудь на зуб или промочить горло,
– Да знаю я, знаю! Все эти шикарные ребята – моя команда!
– Он… он… он… он… вице… вице… Вы понимаете? – проблеял громко Дастин, вращая головой. – Он родился ровно… ровно… ровно в одиннадцать часов двадцать две минуты утра в тысяча девятьсот пятьдесят первом году… пятьдесят первом… пятьдесят первом… Через шесть… шесть… шесть лет двенадцать дней семь часов… часов… часов и двадцать две… две… две минуты после подписания японцами… японцами… японцами… на корабле… корабле… корабле… корабле «Миссури»… акта о капитуляции Японии…
– Продолжай, Дасти! – закричал Марлон, почесывая левую подмышку правой рукой. – Мне надоела вся эта канитель… канитель… канитель… Да знаешь ли ты, откуда я?
– Из той своей колымаги… колымаги… колымаги!
– Эй, иди сюда, младенчик! Может, хочешь ты леденчик? – ухмыльнулся Телли, взглянув холодно на вице-президента. – Поскольку с тобой все в порядке, детка, садись и заткни хлебало! Нам предстоит работа, усек?
– Мне сказали, что вы актеры! – воскликнул вице-президент и рухнул в кресло через проход напротив четверки со все еще восторженным выражением лица. – Я часто думал о том, как славно было бы и мне податься в артисты! Вы знаете, очень многие считают, что у меня внешность кинозвезды…
– Он не может играть! – заявил возмущенно сэр Ларри из-за столика, стоявшего позади вице-президента. – И пост-то свой занял он лишь потому, что ему повезло: его просто тянули наверх! И ко всему прочему – это глупое, не внушающее доверия и невыразительное лицо.
– Разве что на режиссера потянет… потянет… потянет, – предположил Дастин.
– Да ты спятил! – возразил ему резко Марлон. – Все дело в труппе. Он пролез на спинах актеров! Они ему подыграли!
– Не исключено, что он заранее распределил все роли, – выразил догадку Силвестр. – Во всяком случае, это похоже на правду.
– Эй вы, пилигримы, слушайте меня! – воззвал Герцог к своим товарищам, обегая взглядом все кресла. – Все это грязные делишки, вершимые в офисах похитителей земельных угодий и скота. То, что зовется ими «пирамидными сделками», суть коих в том, чтобы хапать акцию за акцией, пока не захватишь контрольный пакет. Если удается одолеть «звезду» – того, кто на самом верху, то все, что ниже, достается тебе.
– Ребята, да это настоящий разговор актеров! – восхитился вице-президент.
– Дерьмо это, крошка, и не суй в него свой хорошенький носик.
– Телли! – рассердился сэр Ларри. – Сколько раз говорить, что для некоторых скабрезности – дело естественное, но не для тебя, мое сокровище! В твоих устах они звучат премерзостно погано.
– Эй, парень, что, черт возьми, он хочет сказать? – спросил Герцога Марлон, строя гримасы зеркалу. – Может: «Стыдись, великий Цезарь!»? Я не раз обращался к этой фразе, но она не срабатывает!
– Значит, тебе не удается произнести ее как надо, Марли, – заметил Силвестр, приклеивая бороду к подбородку. – Если бы ты изрек это выражение с подобающим чувством, то глупые слова приобрели бы смысл.
– Это ты меня учишь, жалкий подзаборник?!
– Да стоит ли цапаться так из-за какого-то там дерьма? Из-за халтуры в доллар за кувшин!
– Чудно сказано, Слай! – отозвался Марлон на чистейшем английском, без всяких там проглатываний и смазываний звуков, к чему прибегали его соратники, чтобы придать своей речи «шведский» колорит. – Право же, просто потрясающе!
– Прекрасная оценка ситуации, мой мальчик, – молвил Телли тоном профессора английского языка.
– Мы можем все, что угодно! – проговорил хвастливо Дастин, приглаживая усы.
– В аэропорту Лоуган мы, джентльмены, не должны ударить в грязь лицом! – важно, в манере высокопоставленных чинуш, произнес Герцог, проверяя состояние своего слегка подкрашенного румянами носа.
– Черт возьми, да мы же гении! – возгласил сэр Ларри, воспроизведя характерные для Окефеноки-Свомп [140] интонации.
– Боже милостивый! – воскликнул Силвестр, уставившись на вице-президента и выговаривая гласные с четкостью, приличествующей выпускнику Йельской школы драматического искусства. – Так вы действительно этот?
140
Окефеноки-Свомп – местность в Швеции.
– Не «этот», а «он», Слай! – снова был вынужден заметить Ларри, соскальзывая на короткое время на стезю своего преисполненного аристократизма английского. – По крайней мере, я так думаю.
– Жанр естественно развертывающейся беседы узаконивает использование указательного местоимения «этот», – парировал Силвестр, все еще не сводя глаз с вице-президента. – Мы ценим честь лететь на вашем самолете, сэр, но как же это произошло?
– Государственный секретарь Пиз счел, что на Бостон это произведет приятное впечатление. К тому же я ничем не был занят… Вообще-то, хотел бы я сказать, работы у меня невпроворот, но на этой неделе – ничего срочного… И я пошел ему навстречу. «Ну что ж, раз так, – резюмировал я, – забирайте мой самолет!» – Наследник Овального кабинета с заговорщическим видом подался вперед. – Я даже наложил резолюцию на обосновании.
– На чем? – не понял таращивший глаза в зеркало Телли.
– На подготовленном спецслужбами обосновании вашей операции.
– Мы знакомы с этой процедурой, молодой человек, – произнес Герцог хорошо поставленным голосом, полностью соответствующим той роли главы исполнительной власти, в которую он только что вошел. – Но я полагаю, что правом накладывать резолюции на подобного рода документы обладает лишь один президент.
– Ну, дело в том, что он находился в тот момент в ванной, так что, кроме меня, там никого больше не было. И я решил: а почему бы и нет?