Дорога в Омаху
Шрифт:
– Мне вот что хотелось бы знать: связана ли как-то эта ловушка, в существовании коей я ничуть не сомневаюсь, с Верховным судом, о котором вы все время шумите? Я понимаю ваши опасения, но сами посудите: вы нуждаетесь в моей помощи, я же не могу оказать ее вам на высоком профессиональном уровне, пока не получу дополнительной информации. Будучи химиком, я всегда требовал от своих подчиненных точных данных относительно компонентов изготовляемого нами вещества. И, выступая в роли «пса войны», я тоже должен знать если уж не все, то хотя бы основные компоненты – время, порядок событий и так далее, – чтобы иметь возможность действовать сообразно обстоятельствам.
Дивероу сперва повернулся к Арону, тут же кивнувшему ему в знак согласия, потом взглянул на Дженнифер. Та раздумывала
– Мама, вы бы с миссис Лафферти только порадовали меня, если бы нашли себе какое-нибудь занятие на кухне.
– Позвони Коре, – бросила Сэму гранд-мама из Уэстона, штат Массачусетс, не двигаясь с места.
– Эй, пойдемте же, девушка в маскарадном костюме! – крикнула Эрин Лафферти. – Мне надо разделаться с этой миской салата, а вы сможете тем временем приготовить чай! Догадайтесь, что я здесь нашла, миссис Величие Номер Один! «Хеннесси»! Превосходный, выдержанный коньяк: ему никак не меньше двадцати пяти лет!
– Она разговаривала с нашей бессовестной кузиной, – заметила Элинор, мгновенно поднимаясь. – Время чая уже давно прошло, ведь верно? Так что пойдемте, Арон, приготовим чай.
– Это же я, Эрин, миссис…
– Ах да! Но вы совсем не похожи на еврейку. А вам нравится чай из ромашки?
– Нет, мне больше по душе «Хеннесси».
– Ну вылитая Кора! Вы давно ее знаете?
– Она католичка, а я принадлежу к другой церкви. Однако мы встречаемся все же – в комитете, созданном нами, чтобы попытаться свести этих идиотов вместе…
– Мы обсудим все это за чаем, Эррол, и, возможно, я присоединюсь к вашему комитету. Что же касается моей веры, то я, конечно же, из англиканцев.
– Кора не смогла бы правильно написать это слово! – Обе дамы рука об руку прошествовали наконец в кухню.
– Дези-Один и Дези-Два, – обратился к латиноамериканцам Сэм, – перестаньте смотреть так! Все, что обещал вам генерал Мак, непременно сбудется, можете мне поверить! Я познал и хорошее, и плохое, вас же ожидает только хорошее.
– Privado, – пояснил Хаук. – Confidencial, usted comprendez? [144]
144
Это – доверительно… Ясно вам? (исп.)
– Понятно, в путь мы отправиться с этот romano gitano [145] . Он ненормальный, что и для тебя не секрет, не так ли? Кружиться время от время и постоянно улыбаться. Но на улице он вполне подходящий компания. Усек, к чему я клонить? Вместе мы много чего сможем сделать.
– Запомните, мои капитаны, – воскликнул Маккензи, – отныне вы в полном моем распоряжении! Никаких улиц, никаких потасовок, никакого воровства и никаких враждебных действий по отношению к мирному населению! Неужели вы этого еще, черт возьми, не усвоили?
145
Румынский цыган (исп.).
– Да, мы не усвоить, ты прав, генерал, – молвил Дези-Один сокрушенно. – Иногда мы просто забывать об этом, хотя и не хотеть так. Теперь мы джентльмен и офицер, поэтому мы должны думать по-другому. Я согласный с тобой… В путь мы отправиться с сумасшедший gitano.
Дези-Один и Дези-Два вышли в прихожую, отделанную кафелем, а оттуда – на улицу.
– О чем шла речь? – спросил Сайрус, глядя на опустевшую переднюю. – То, что говорилось по-испански, мне ясно, но я не понял, что за распоряжения вы им отдавали и почему зовете их капитанами. В какой они армии?
– В армии Соединенных Штатов, полковник… О, прошу прощения, вам ведь не нравится, когда вас называют полковником… Считайте, что я обучаю их: не будь этого, мы могли бы натворить черт знает что!
– Что есть, то и есть, генерал, – отозвался наемник, покачивая головой. – Но все это меня не касается. В данный момент меня больше интересует другое – то, о чем мы только что говорили. Итак, может кто-нибудь объяснить мне все толком?
Присутствующие обменялись взглядами. Дженнифер Редуинг, дочь племени уопотами, подняв руку, настояла на том, чтобы ей дали слово. Она описала все, что знала сама об исковом заявлении племени уопотами, представленном Верховному суду, потом без тени сомнения обрисовала страшную картину гибели, якобы ожидавшей в ближайшем будущем ее племя как неизбежное следствие судебного заседания независимо от решения, принятого на нем.
– Стоит только Верховному суду приступить к рассмотрению иска, как федеральное правительство в полном составе все сделает для того, чтобы выставить моих соплеменников предателями и париями и, вынеся в отношении наших земель суровый приговор, уничтожит резервацию как таковую, а ее обитателей расселит по всей стране. Вашингтон просто вынужден будет пойти на это, дабы сохранить за командованием стратегической авиации всю занимаемую им территорию, что является задачей первостепенной важности. Не последнюю роль сыграет в необъявленной войне против нас и многочисленная армия поставщиков военно-промышленной продукции, которые так же, как и сам Пентагон, возжаждут нашей крови!.. Кроме того, на наше племя обрушатся полчища авантюристов от политики, которые попытаются растлить каждого, кто появится в их поле зрения, в надежде урвать вполне легально кусок пирога пожирнее, что теоретически вполне реально, хотя на практике едва ли осуществимо. Найдутся и такие, кто займется за наш счет саморекламой. Боже мой, даже представить себе невозможно, сколько прибудет в наши края разномастных, диких и необузданных банд в погоне за долларом! Во всяком случае, больше, чем цветовых оттенков в рыбьей чешуе! А кончится все тем, что от нас ничего не останется. Мы полностью деградируем, поскольку люди алчные, изолгавшиеся и вообще опустившиеся вконец неизбежно проигрывают битву и сбрасываются со счетов. А это не то, чего желала бы я братьям и сестрам своим, которых я так нежно люблю… Ну вот, я и сказала все, что хотела, а вы, полагаю, выслушали меня, генерал Чингисхан из глиняной миски!
– Славное резюме, если не считать последнего высказывания! – констатировал Арон Пинкус, сидя неподвижно, будто его приковали к креслу. – Что же касается упомянутого высказывания, моя дорогая, то я могу сказать лишь одно: на присяжных оно, скорее всего, произведет отрицательное впечатление.
– Не уверен в этом, командир, – сказал Маккензи Хаукинз, обменявшись взглядом с дочерью племени уопотами. – Выступая здесь в данный момент как бы в роли присяжного, я должен заявить, что лично на меня эта речь произвела благоприятное впечатление.
– Что вы хотите этим сказать, Мак? – спросил Дивероу, заподозрив по выражению лица генерала какой-то подвох.
– Вы позволите мне изложить свою точку зрения, маленькая леди? – произнес Хаук, вставая с кресла… – Ох, простите, вы вовсе не маленькая, хотя все же леди! У меня не было на уме ничего дурного! Я и не думал вас обижать!
– Ближе к делу! – обронила Дженнифер ледяным тоном.
– Я начал эту кампанию всего лишь три года назад. В то время у меня в голове было не так уж много идей, и к тому же – ни одной ясной, потому что я солдат, а не мыслитель – разумеется, не тогда, когда речь заходит о стратегии. Что хочу я этим сказать? А вот что: я не интеллектуал и не трачу времени на то, чтобы понять или проанализировать такие, например, вещи, как побудительный мотив, нравственная подоплека того или иного действия или оправдание каких-то там деяний. Если бы я делал это, то потерял бы гораздо больше солдат, чем зафиксировано в моих сводках, молодые люди… Конечно, принимаясь за это дело, я рассчитывал на блистательную победу, потому что только она, а не нечто мелкое, могла удовлетворить старого, выброшенного на свалку солдата. К тому же это было увлекательно. Каждый, кто поступал неправедно и творил несправедливость, должен был получить по заслугам. Я пытаюсь убедить вас в том, что никогда не имел намерения использовать насилие в своекорыстных целях. Я собирался только привлечь к ответу тех, кто вершил зло…