Дорога в Омаху
Шрифт:
– Да, но и ваш не в образцовом порядке, солдат! – произнес тип в гражданском, поправляя накладные волосы. – Многие доны старшего возраста, облысев, носят эти парики, приклеивая их лентой Макса Фэктора, которая помогает им заодно убрать со лба лишние морщины. Но ее сразу видно, хотя мы обычно об этом не упоминаем.
– Что ты хочешь сказать этим «сразу видно»? Разве можно различить ее в такой темноте?
– Конечно, дубина стоеросовая: ведь от этой ленты отражается свет.
– О’кей, о’кей, Мак! А теперь встань, чтобы мы могли поговорить.
– Не пойму, что вам надо, если вы на пару дюймов выше меня. Может, мне отправиться
– Ты хочешь сказать, что… – Броуки Второй, наклонившись, подался вперед. – Так вы не Хаукинз!
– Заткнитесь, приятель! – крикнул Манджекавалло. – И вы ведь тоже не Хаукинз! Я видел его фотографии.
– Но кто же вы?
– А вы кто, черт бы вас побрал?
– Я пришел на встречу с Хауком. Он придет вон туда! – Броукмайкл указал на дерево с медной табличкой.
– Я тоже должен встретиться с ним!
– На вас рыжий парик!
– Как и на вас!
– Он носил такой же в Беннинге!
– А я свой купил в Майами-Бич…
– Я же взял парик из реквизитов своей группы.
– Вам тоже нравится рыбная ловля?
– О чем это вы?
– А вы о чем?
– Минутку! – Глаза Броукмайкла были прикованы к знаменитому дереву. – Смотрите! Вон туда! Ну как, видите его?
– Кого? Того тощего священника в черном костюме и белом воротничке, который что-то разнюхивает, словно доберман перед тем, как задрать ногу?
– Да, его!
– Ну и что? Может, он хочет посидеть на скамеечке… Там много разных типов бродит…
– Так-то оно так, – молвил Броуки Второй, наблюдая из своего укрытия под кленом, как церковнослужитель, омываемый светом прожекторов, двинулся к западу. – Нет, вы только взгляните!.. Ну что, заметили?
– Воротничок, костюм и то, что у него рыжие волосы? А дальше что?
– Любительвилл! – вынес вердикт создатель «смертоносной шестерки». – У него не свои волосы, а парик, к тому же, как и ваш, сделан прескверно: на затылке – слишком длинный, на висках слишком широкий… Странно, но, мне кажется, я вспоминаю, что уже видел где-то этого субъекта.
– Какое все это имеет к нам отношение?
– Речь о том, что парик плохо подогнан.
– Ох, совсем забыл, что мы ведь на рыбной ловле! Мне предстоит встреча с солдатом, с которым у нас состоится совещание, имеющее для меня жизненное значение… Поймите, мне лично все равно, кто какой парик носит и носит ли вообще, и, кроме того, сейчас не время размениваться на пустяки.
– Может, эти парики символизируют что-нибудь?
– О боже, мы что, собираемся выступить с маршем протеста?
– Неужели вы не видите: он заставил всех нас надеть рыжие парики!
– Меня он ничего не заставлял! Говорю вам, свой я купил в Майами-Бич! В лавке возле Фонтенбло, где продаются всякие штучки-дрючки.
– А я свой нашел в вещах моей группы…
– Какой группы?..
– На нем был рыжий парик, когда он явился ко мне… Боже мой, не было ли это проявлением интуитивного стремления к самосовершенствованию?
– О каком самосовершенствовании говорите вы?
– Он когда-нибудь произносил при вас слово «рыжий»? Причем не один раз?
– Возможно, но я не помню. Вот «красный» я слышал от него. В словосочетании «краснокожие». Понятно? Но видеть его я никогда не видел, только разговаривал с ним по телефону.
– Вот оно что! Он своим голосом давал нашему подсознанию установку! Об этом подробно писал Станиславский.
– Он комми?
– Нет, бог театра!
– Вероятно, поляк? Не забывайте об этом!
– О чем «об этом»? – спросил Броуки Второй, наклоняясь резко к незнакомцу в рыжем парике. – Вы имеете в виду какое-то дело?
– Дело? Ну, если так, то речь в данных условиях может идти об иске племени уопотами, с которым оно обратилось в Верховный суд.
– Среди нас, военных, – проговорил Броукмайкл, выпрямляясь, – считается недопустимым придавать этническую окраску кодовым словам. Выдающиеся итало-американские граждане нашей страны, сыны и дочери Леонардо Микеланджело и Рокко Макиавелли [182] , заслуживают самого уважительного к ним отношения за их величайший вклад в наше общее дело! Что же касается таких закоренелых преступников, как Капоне или Валачи, то это – отклонение от нормы!
182
Автор явно подтрунивает над старым воякой, путающим имена Буонаротти Микеланджело и Леонардо да Винчи.
– Завтра, когда пойду к мессе, непременно поставлю свечу, чтобы вам посчастливилось уцелеть, повстречайтесь вы вдруг с сыновьями и дочерьми двух последних особ, коих вы изволили упомянуть. Ну а пока что нам следует решить, как действовать в данный момент.
– Думаю, неплохо бы побеседовать с этим рыжим священником.
– Отличная мысль! Пошли!
– Только не сейчас! – раздался позади глубокий, резкий голос. И из-за ствола клена вышел Хаук в аккуратно причесанном парике, на который падал мягко струившийся сквозь листву свет. – Как хорошо, что вы сумели выбраться сюда, джентльмены! Рад снова видеть тебя, Броуки! И вас, сэр! Полагаю, вы и есть командир Игрек. Несомненно, встреча с вами, кем бы вы ни были, доставит мне огромное удовольствие!
Насколько допускал это страх, Уоррен Пиз, государственный секретарь, был доволен и даже восхищен собою. При виде священника, который буквально рычал на шофера такси из-за платы за проезд от гостиницы «Хэй-Адамс», у него мгновенно созрел план. На встречу он явится переодетым! Если его не устроит то, что увидит он или услышит, ему никто не помешает незаметно удалиться. Разве кто посмеет допустить в общественном месте какую бы то ни было грубость по отношению к священнослужителю? Подобное просто неприемлемо с нравственной точки зрения и, что не менее важно, привлекало бы внимание публики.
Не ходить на свидание Пиз не мог, несмотря на то, что наговорил он этому ужасному адмиралу, систематически представлявшему ему счета за свои поездки для встречи с людьми по заданию государственного департамента. И хотя госсекретарь знал, что этот лихоимец никогда никуда не ездил, никаких деловых встреч ни с кем не имел и соответствующих заданий от департамента не получал, Пиз затеял с ним перебранку по телефону не для того, чтобы вздрючить адмирала, а лишь в надежде выяснить, что тот знал обо всем этом деле… и откуда. Ответы на оба эти вопроса, весьма туманные, настолько встревожили Уоррена, что он отложил все намеченные у себя на вечер аудиенции. Раздобытый им священнический воротничок отлично подошел к черному костюму, предназначавшемуся для официальных похоронных церемоний, и был удачно дополнен рыжеватым париком.