Дорога в Омаху
Шрифт:
Пинкус повернулся к генералу Маккензи Хаукинзу с видом судьи, зачитывающего приговор:
– Теми, которые правительство намеревалось хранить еще по крайней мере полтора столетия.
– Надо же, черт возьми! – присвистнул Хаук и снова принялся терзать многострадальную сигару, похлопывая по расшитым бисером оленьим шкурам и поглядывая благожелательно на Сэма. – Ты не испытываешь чувства гордости, сынок, от сознания того, что оказал на своих коллег духовное воздействие, как изволил выразиться командир?
– О каких таких коллегах идет речь? – едва не задохнулся Сэм от гнева. – И что это за чертово «духовное воздействие»?
– Сэм, неужто забыл
– Ты никогда не уважал никого и ничего, что не грозило бы свести тебя в могилу!
– Это вовсе не так, мальчуган, и ты сам это знаешь, – погрозил Хаук Сэму пальцем. – Помнишь все те споры, что вел ты с девочками? Эти милые леди не раз говорили мне о своем искреннем уважении к тебе и к твоим философствованиям о сострадании. Особенно Энни. Она…
– Никогда не упоминай этого имени при мне! – взревел Сэм, закрывая руками уши.
– Не понимаю, почему, сынок? Мы нередко беседуем с ней, – в частности, в тех случаях, когда она в очередной раз вляпывается в какую-нибудь историю, – и позволь мне высказать свое мнение, Сэм: она неравнодушна к тебе.
– Как могла она взять себе в женихи Иисуса вместо меня! – задрожал Дивероу от ярости.
– Великий Авраам! – заскулил Арон. – Я не хочу присутствовать при таком разговоре.
Однако генерал пропустил его высказывание мимо ушей.
– Это совсем иной коленкор, паренек, Иисус – орудие другого калибра, если ты простишь мне такое сравнение… Но послушай меня, малыш. Разыскав отверженный, попираемый системой народ, я приложил все силы к тому, чтобы исправить положение. Мне казалось, что ты будешь гордиться мной. Бог свидетель, я старался сделать все как лучше! – Утопив подбородок в расшитый бисером ворот своей куртки уопотами, Хаук уставился печально на устланный ковром пол гостиничного номера.
– Прекрати молоть всю эту чепуху, Мак! Мне неизвестно, черт бы тебя побрал, чем ты там занимался и что пытался сделать! Единственное, что знаю я, так это то, что я ничего не хочу знать!
– И все же, может быть, тебе следовало бы, Сэм, выслушать меня…
– Постойте! Одну минуту, – вмешался Пинкус, устремив взгляд на не собиравшегося сдаваться Хаука. – Полагаю, мне пора уже извлечь из своего юридического багажа особую, редко применяемую на практике статью закона, чтобы напомнить вам: самовольное проникновение в закрытые правительственные архивы грозит тюремным заключением сроком до тридцати лет.
– Такого не может быть! – выразил свое несогласие генерал, скользя взглядом по ковру, словно надеясь найти в его синем рисунке ответы на мучившие его вопросы.
– Может, генерал! И хотя мое сообщение не произвело на вас особого впечатления, я тем не менее с радостью констатирую, что ваш поверенный имеет полное право изучать документы, относящиеся к этому иску.
– Ничего подобного! – завопил Сэм. – Он их украл! Снова то же самое, что было и с «Джи-2»! Опять жалкие оправдания, ссылки на тактические просчеты и разные там байки, чтобы прикрыть простое хищение! Все повторяется! Я знаю это, потому что знаю его! Знаю этот гнусный взгляд якобы невинного младенца, а на деле – гадкого мальчишки, который убеждает вас, помочившись в постельку, будто под одеялом прошел дождик! Да весь этот отчет он один и состряпал!
– Суждения, высказанные в горячечном всплеске эмоций, редко бывают здравыми, Сэмюел, – заметил резонно Пинкус, укоризненно качая головой.
– Зато суждения, сделанные в холодном свете объективных наблюдений, производимых в течение длительного, мучительного периода времени, как правило, глубоко обоснованы, – парировал его замечание Дивероу. – Если в печенье был добавлен солод, а у сукина сына слиплись все пальцы, то можно не сомневаться, кто сожрал угощение. При сложившихся обстоятельствах неплохо бы вспомнить и такой издавна употребляемый в судебной практике при рассмотрении уголовных дел термин, как рецидивизм!
– Итак, генерал, – уставился Арон на Хаука поверх очков, – обвинение как будто бы вполне правомочно подняло вопрос о возможности соотнесения ваших нынешних деяний с прошлыми, поскольку факт хищения папок с секретными документами был признан вами лично. Хотя поведенческая характеристика ответчика и далека от полноты, мы все же считаем целесообразным принять ее к рассмотрению.
– Вот что, командир Пинкус, – начал Маккензи, искоса поглядывая на него словно в смущении, – вся эта юридическая казуистика вызывает у меня головокружение. По правде говоря, я и половины не понял из всего того, что вы наговорили тут.
– Он лжет! – завизжал Сэм в той же тональности, в какой маленькие дети уличают в чем-то друг друга. – Старая песня: «Под одеялом идет дождик!.. Под одеялом идет дождь!..»
– Сэмюел, успокойся! – попытался урезонить его старый юрист голосом, звеневшим от сознания собственной значимости, и затем снова повернулся к Хауку: – Я глубоко убежден, генерал, что мы сумеем уладить это дело, да так, что подадим другим достойный пример. Профессиональная этика не позволяла мне просить вас назвать имя своего невероятно одаренного поверенного, но теперь, боюсь, я вынужден настаивать на этом: ведь лишь он один может опровергнуть намек, высказанный в ваш адрес моим юным коллегой, и прояснить все дело!
– Едва ли уместно требовать подобное от меня! – Хаук встал как по команде «смирно!» и придал своему лицу стоическое выражение. – Пристало ли одному командиру просить другого выдать ему сведения исключительно конфиденциального характера? Подобные вещи могут еще случаться у нижних чинов и у людей бесхребетных, ценящих честь не столь высоко, но никак не в нашей среде!
– А теперь, генерал, заглянем в корень. Данный отчет, составленный, на мой взгляд, исключительно блестяще и убедительно, еще не прошел экспертизы на проверку достоверности приводимых в нем фактов. Между тем юридическим основанием для возбуждения судебного разбирательства он может стать лишь в том случае, если не встретит возражений со стороны представителей правительства и получит положительный отзыв от юриста-консультанта. – После короткой паузы Арон тихо рассмеялся. – Если бы ваш иск был принят к судопроизводству, мы бы давно уже знали об этом: в этом случае все наши судебные учреждения вкупе с министерством обороны, вместо того чтобы заниматься своими делами, выли бы от ярости во всю мощь. Так что сами видите, генерал Хаукинз, здесь нельзя ни выиграть, ни проиграть… – Внезапно благодушное выражение лица Пинкуса как бы застыло, а затем, потускнев, и вовсе рассеялось, уступив место смертельной бледности. Наблюдая широко раскрытыми глазами за бесстрастной физиономией Маккензи Хаукинза, он прошептал в отчаянии: – Великий Авраам, не покидай меня! Ведь иск-то, боже мой, был все-таки представлен в суд!