Дорога в сто парсеков
Шрифт:
А необычайная память Комлина? А фокусы со спичками, спиральками и устным умножением?
– Скрывал, от всех скрывал, - пробормотал инспектор.
– Не был уверен или боялся подставить товарищей под удар? Сложное дело. Очень странное дело!
Щелкнул видеофон. На экране появилось лицо секретарши.
– Простите, товарищ Рыбников, - сказала секретарша.
– Товарищ Горчинский здесь и ждет вашего вызова.
– Пусть войдет, - сказал инспектор.
На пороге появилась громадная фигура в клетчатой рубахе с засученными рукавами. Над могучими плечами возвышалась могучая шея, увенчанная
Это и был Александр Горчинский, «личный лаборант» Комлина.
Директор сел в кресло и молча уставился з окно.
Горчинский остановился перед инспектором.
– А вы… - начал инспектор.
– Спасибо, - прогудел лаборант и сел, упершись в колени ладонями и глядя на инспектора серыми недобрыми глазами.
– Горчинский?
– спросил инспектор.
– Горчинский Александр Борисович.
– Очень приятно. Рыбников, инспектор УОТА.
– Оч-чень рад, - медленно, растягивая слова произнес Горчинский.
– «Личный лаборант» Комлина?
– Не знаю, что это такое. Лаборант физической лаборатории Центрального института мозга.
Инспектор покосился на директора. Ему показалось, что у того в уголках глаз искрится ехидная улыбочка.
– Так, - сказал Рыбников.
– Над какими вопросами работали последние три месяца?
– Над вопросами нейтринной акупунктуры.
– Подробнее, пожалуйста.
– Есть доклад, - веско сказал Горчинский.
– Там все написано.
– А я все-таки попросил бы вас поподробнее, - сказал инспектор очень спокойно.
Несколько секунд они глядели друг на друга в упор - инспектор, багровея, Горчинский, шевеля усами. Потом лаборант медленно прищурился.
– Извольте, - прогудел он.
– Можно и поподробнее. Изучалось воздействие сфокусированных нейтринных пучков на серое и белое вещество головного мозга, а равно и на организм подопытного животного в целом.
Горчинский говорил монотонно, без выражения и даже, кажется, слегка покачивался в кресле.
– …Попутно с фиксацией патологических и иных изменений организма в целом производились измерения тока действия, дифференциального декремента и кривых лабиальности в различных тканях, а также замеры относительных количеств нейтроглобулина и нейтростромина…
Инспектор откинулся на спинку кресла и с яростью подумал: «Ну, погоди ты мне!…»
Директор попрежнему глядел в окно, дробно постукивая пальцами по столу.
– А скажите, товарищ Горчинский, что у вас с руками?
– спросил инспектор неожиданно. Он терпеть не мог обороны. Он любил наступать.
Горчинский взглянул на свои руки, лежащие на подлокотниках кресла, исцарапанные, покрытые синими зарубцевавшимися шрамами, и сделал движение, словно хотел сунуть их в карманы, но только медленно сжал чудовищные кулаки.
– Обезьяна ободрала, - сказал он сквозь зубы.
– В виварии.
– Вы делали опыты только над животными?
– Да, я делал опыты только над животными, - сказал Горчинский, чуть выделяя "я".
– Что случилось с Комлиньгм два месяца назад?
– инспектор наступал.
Горчинский пожал плечами.
– Не помню.
– Я вам напомню. Комлин порезал руку. Как это случилось?
– Порезал - и все!
– грубо сказал Горчинский.
– Александр Борисович!
– предостерегающе сказал директор.
– Спросите у него самого.
Светлые, широко расставленные глаза инспектора сузились.
– Вы меня удивляете, Горчинский, - медленно сказал он.
– Вы убеждены, что я хочу вытянуть из вас что-нибудь такое, что может повредить Комлину… или вам, или другим вашим товарищам. А ведь все гораздо проще. Все дело в том, что я не специалист по центральной нервной системе. Я специалист по радиооптике. Всего лишь. И судить по собственным впечатлениям не имею права. И поставивлен на эту работу не для того, чтобы фантазировать, а для того, чтобы знать.
Инспектор презрительно усмехнулся и бросил блокнот на стол.
– Вы будете говорить?
Наступило молчание. И директор вдруг понял, в чем сила этого неторопливого упорного человека.
Видимо, понял это и Горчинский, потому что он сказал, наконец, ни на кого не глядя:
– Что вы хотите узнать?
– Что такое нейтринная акупунктура?
– сказал инспектор.
– Это идея Андрея Андреевича, - устало проговорил Горчинский.
– Облучение нейтринными пучками некоторых участков коры вызывает появление… вернее, резкое возрастание сопротивляемости организма разного рода химическим и биологическим ядам. Зараженные и отравленные собаки выздоравливали после двух-трех нейтринных уколов. Это какая-то аналогия с акупунктурой - лечением иглоукалыванием. Отсюда и название метода. Роль иглы играет пучок нейтрино. Конечно, аналогия чисто внешняя…
– А методика?
– спросил инспектор.
– Череп животного выбривается, к голой коже пристраиваются нейтринные присоски… Это небольшие устройства для фокусировки нейтринного пучка. Пучок фокусируется в заданном слое серого вещества. Это очень сложно. Но еще сложнее было найти участки, точки коры, вызывающие фатоцитную мобилизацию в заданном направлении.
– Очень интересно, - совершенно искренне сказал инспектор.
– И какие болезни можно так излечивать?
Горчинский ответил, помолчав:
– Многие. Андрей Андреевич полагает, что нейтринная акупунктура мобилизует какие-то неизвестные нам силы организма. Не фагоциты, не нервная стимуляция, а что-то еще, несравнимо более мощное. Но он не успел… Он говорил, что нейтринными уколами можно будет лечить любое заболевание. Отравление, сердечные болезни, злокачественные опухоли…
– Рак?
– Да. Ожоги… Возможно даже восстанавливать утраченные органы. Он говорил, что стабилизующие силы организма огромны, и ключ к ним - в коре. Нужно только обнаружить в коре точки приложения уколов.