Дорога во тьме. Ч. 1
Шрифт:
Корпуса одно время пытались приспособить под общежитие для рабочих, но после пожара в одном из корпусов с гибелью пятерых человек их забросили окончательно. Саму усадьбу объявили памятником архитектуры, и на этом официальный список жертв этого места прервался… Но только официальный. Сам дом хотя и выглядел старым и заброшенным, но никак не дряхлым. Даже все окна были целыми, что само по себе считалось чудом.
Дом был стар, и, как и о всяком старом заброшенном доме, о нём ходило много слухов, историй и откровенных страшилок. Хотя для большинства людей он был просто старым домом, тем не менее, тропинкой, которая проходила мимо него, пользовались неохотно, из-за чего она практически заросла травой. Многие из тех, кто побывал рядом с особняком, испытывали сильные головные боли, чувство тревоги, некоторые
Тем не менее люди иногда ходили этим путём. Причина была в том, что это был самый короткий путь к озеру, куда Макар и направлялся со всей семьей. Напротив крыльца были старые клумбы, в которых росли цветы, но их названия Макар не знал. На вид самые обычные колокольчики, только цветом напоминали закатное небо. Ну и запах… Вот как раз таки запах у них был необычайно приятным, непохожим ни на какой другой.
– Папа, я хочу вон тот цветочек, можно я сорву его и буду красивая как принцесса?
Макар рассмеялся, взглянув на дочь:
– Ты у меня и так самая красивая и самая что ни на есть распринцесса!
– Не разрешай ей, – вмешалась Маша. И уже обращаясь к Танюшке, слегка нахмурила брови:
– Цветочки с клумбы рвать нехорошо, нас отругают.
Танюшка надула губы и с надеждой посмотрела на отца:
– Ну па-а-п…
Макар, не сдержав улыбки, ехидно спросил у жены:
– Маш, а кто ругать-то будет?
– Кто надо, тот и будет, – строго сказала Маша. И, указав рукой на особняк, зловеще прошептала: – Вон в том старом доме злой дядя живёт.
С последними словами, сорвавшимися с губ Маши, как бы подтверждая, что в доме действительно кто-то есть, внутри особняка раздался громкий скрежет. Было похоже на то, что по ржавому железу с силой провели чем-то острым. Через секунду звук повторился.
Машка так и застыла с приоткрытым ртом и округлившимися глазами. Кнопка пулей подлетела к Макару, который, услышав это шум, рывком развернулся, готовясь встретить опасность. Оценив, что, по крайней мере, в данную секунду им ничто не угрожает, он бережно поднял перепуганную дочку на руки и, прижав к себе, подошел и обнял здорово перетрусившую Машку. Про себя он пришел к выводу, что, скорее всего, в доме что-то рухнуло, хотя два раза подряд это могло произойти вряд ли. Оставались бомжи и различная шпана, в чём Макар, по правде говоря, тоже сомневался. Сколько бы он здесь ни ходил, даже вечером, никого из их братии не встречал. Эту мысль подтверждало отсутствие рядом с домом пустых бутылок, пачек из-под сигарет, бычков… да и вообще какого бы то ни было бытового мусора, хотя здесь точно никто не убирался. Не любила местная шантрапа данное место, факт. Макар во время этих недолгих размышлений продолжал баюкать Танюшку, а другой рукой гладил пепельные волосы жены. Выругавшись про себя, Макар решил, что хватит с него головоломок, в конце концов, они идут на пикник, ну и нечего здесь торчать.
– Ну что носы повесили? Всё хорошо, я с вами, ничего не случилось. Пойдёмте-ка на озеро и организуем самый замечательный пикник на свете!
Маша немного смущённо посмотрела на него:
– Никогда мне этот дом не нравился, идём поскорее отсюда!
– Ну а я что говорю?!
В отместку за их испуг Маша решительно подошла к клумбе, на секунду замерев, словно перед погружением в холодную воду, резко нагнулась, сорвала один цветок и с победной улыбкой подошла к Макару, всё ещё державшему Танюшку на руках.
– Держи, солнышко, вот твой цветочек.
Маша закрепила цветок у дочки в волосах.
Макар с наслаждением вдохнул полной грудью чудную смесь из цветочного аромата и запаха Танюшкиных волос, брошенных тёплым ветром ему в лицо.
Кнопка подняла головку от груди Макара и, серьёзно посмотрев ему в глаза, сказала:
– Папа, я не испугалась этого, этого злого дядю, который так страшно шумел. Я не боюсь его! Вот честное слово, я не боюсь!..
…Ветер в волосах его дочери, запах её волос, смешанный с ароматом странного цветка. «Я не боюсь!» – так она говорила, когда действительно чего-то сильно пугалась. Так она сказала в его последнем сне. А может, и во всех остальных, которые он видел в течение года после их похорон. Его девочки… Они звали его, им требуется его помощь!.. Бред, возможно, но всё в течение последнего года в большей или меньшей степени походило на бред, так что это вполне укладывалось в картину его нынешней повседневности.
Свет летнего дня постепенно уступал место сумраку квартиры. Звуки летнего леса в вязкой тишине, прерываемой только капающей из крана водой… Убрав рисунок от глаз, Макар устало привалился спиной к стене, положив руки на колени, и стал прислушиваться к своим мыслям и ощущениям.
Трель дверного звонка разорвала цепь его размышлений. Макар сидел в лёгком замешательстве, пытаясь представить, кого это принесло. Он точно никого не ждал, и, зная его нелюдимость, особо в гости к нему в последнее время никто не рвался. Трель повторилась уже более настойчиво. «Не открою, позвонят и уйдут», – решил он.
Но кто бы ни пришёл, он серьёзно вознамерился увидеть хозяина квартиры. Звонок трезвонил настырно до раздражения, чей-то палец вдавил его и уже не отпускал. Макар зажал руками уши, но звон, как бормашина, проникал в его многострадальный мозг. Вскочив на ноги, Макар подлетел к двери и вырвал провода от звонка. К ним добавился ни в чём не повинный телефонный провод.
– Вот так!..
Макар стоял в коридоре и сжимал изо всех сил в кулаке оборванные провода, как будто это были ядовитые змеи. Однако насладиться чувством победы ему не дали, после непродолжительной паузы раздался уже телефонный звонок. Того самого телефона, провод от которого он только что вырвал и сейчас сжимал в руке. Где-то с полминуты он тупо смотрел на разрывающийся от звона телефон. Макар представил себя со стороны: жилистый седой мужик двухметрового роста, в одних трусах, заросший щетиной, пытается задушить в кулаке провода и боится подойти к телефону, который не должен работать. Картина складывалась неутешительная – пациент буйного отделения в период обострения. Пока он размышлял, кому-то, судя по всему, надоело ждать, и дверной звонок взорвался, присоединяя свой голос к голосу телефона. Неизвестная сила заставляла этот безумный дуэт мёртвых вещей наполнять квартиру своими воплями. Всё тело Макара покрылось гусиной кожей, в животе разлился жидкий азот, к горлу подкатила тошнота. В мозгу пронеслась мысль: «Так вот как это начинается! Я схожу с ума немного раньше, чем ожидал. Ну и гори оно всё синим пламенем! Пускай у меня начались глюки, но я пока ещё могу связно мыслить… Возможно, успею завершить все свои дела до того, как окончательно слечу с катушек».
Дверной звонок и телефон буквально разрывало, ещё немного, и они начнут оплавляться, капая раскалённой пластмассой. Макар попытался расслабиться, закрыв глаза, глубоко вздохнул, надеясь, что наваждение вот прямо сейчас прекратится и мир обретёт хотя бы подобие привычной реальности. Но из этого ничего не вышло: звук становился то совсем низким, словно гул самолёта, то взвивался до ультразвука, от которого начинало ломить зубы. Галлюцинации это или нет, терпеть эту акустическую агрессию далее для Макара становилось невыносимым; пора попытаться это прекратить.
На негнущихся ногах, словно на нём были заржавленные доспехи, он сделал шаг к тумбочке со взбесившимся телефоном. Нужно было сделать ещё один шаг, но аппарат, как будто решив подразнить его, начал от него удаляться и уже трезвонил в конце длиннющего коридора. На Макара начала наваливаться паника, грозя раздавить его всей своей тяжестью. Сжав зубы, упрямо наклонив голову и собрав остатки воли, он изо всех сил рванулся вперёд, вытянув руку и всем сердцем желая заткнуть эту тренькающую дрянь. Тумбочка оказалась гораздо ближе, чем он думал. Со всего размаху врезавшись бедром в острый угол тумбочки, Макар зашипел от боли, но эта же боль добавила ему уверенности в себе, ведь если он чувствует боль, значит, ещё не полностью выпал из реальности. Он обнаружил, что до сих пор сжимает в вытянутой руке оторванные провода, а из другой не выпустил листок с рисунком Кнопки. Боль сделала цветные линии, выведенные родной ручонкой, яркими, точно в них закачали неон. А они, в свой черёд, дали эффект вентилятора, разгоняющего туман в его голове и противную слабость из тела.