Дорога во тьме. Ч. 1
Шрифт:
Посмотрев на (как ему показалось) уже не так уверенно дребезжащий телефон, он, отбросив провода в угол и не теряя более ни секунды, протянул руку к трубке. Пальцы плотно обхватили пластиковую ручку, и Макар медленно начал её поднимать. Аппарат, издав последний треньк, затих, его дверной собрат также оборвал себя и затаился. Макар стоял с трубкой в руке и наслаждался тишиной, как боец после канонады. Он раздумывал, а не положить ли трубку обратно на рычаг, ведь наверняка ему всё это почудилось и в телефоне он услышит лишь тишину. Но он вновь посмотрел на картинку своей дочери, и ему сделалось невероятно неловко и стыдно за свою слабость. Ухмыльнувшись, он обронил:
– «Тряхнул гривой – будь
Втянув в себя воздух сквозь зубы, Макар поднёс трубку к уху. В голове возник странный образ: будто он маленький мальчик, осторожно, на цыпочках, подобравшийся к двери, за которой разговаривают взрослые, и тихо-тихо, так, чтобы его не услышали и не прогнали, приложил ухо к двери и старается не пропустить ни одного слова, хотя сам многое не понимает из того, о чём там говорят, но услышать это кажется ему крайне важно. Очень похоже, только он давно не маленький мальчик, а вместо двери трубка сломанного телефона, и самое главное – кто и откуда те взрослые с их страшными тайнами. Также непонятно, что он надеется услышать.
Тишина… Ни гудков, ни щелчков, никаких других шумов. Макар так сильно прижимал трубку, будто хотел вживить её себе прямо в мозг. Ничего – абсолютная тишина. Когда у Макара начали плавать перед глазами чёрные пятна, он сообразил, что всё это время не дышал, пытаясь расслышать хоть что-нибудь. Он судорожно набрал полную грудь воздуха и выдохнул, чёрные пятна быстро пропали, дыхание выравнивалось. Макар почувствовал лёгкий укол разочарования (не было никакой страшной тайны, он просто постепенно сходит с ума). С другой стороны – огромное облегчение (тайна грозила быть слишком страшной, от которой уже не спрятаться ни под одеялом, ни на дне стакана). Он оторвал трубку от уха (наверняка будет красное) и медленно начал опускать её на рычаг. Трубка замерла на полпути, Макару как будто что-то послышалось (он очень надеялся, что послышалось). Трубка дрожала вместе с правой рукой, в которой была зажата. Макар не понимал, что происходит: то ли рука дрожит от перенапряжения (с такой силой он сжал трубку), то ли телефонная трубка обрела собственную жизненную силу и волю. Заставив себя успокоиться, Макар поднял её на уровень глаз. Звук повторился, изнутри микрофона что-то тихонечко скребло коготками, словно просясь впустить.
– Никого там нет и быть не может, это только моё воображение, моё чертово воображение!
Копошение в микрофоне прекратилось. Понимая, что поступает неразумно, Макар поднёс трубку к уху. Взрослый, пытающийся уцепиться за остатки здравого смысла, говорил ему, что это глупая и, быть может, даже опасная идея, не сулящая ничего хорошего. Но ребёнок, который прятался внутри него, уже слишком близко подобрался к запретной двери, ему требовалось немедленно услышать, что там, за ней, и, возможно, понять.
Голос, возникший в трубке, был больше всего похож на шелест сухих опавших листьев, гонимых осенним ветром:
– От-кр-о-оо-й дв-е-е-е-ри… – пауза, заполненная шумом ветра. И далее: – На-айди Про-о-во-дника-а. Защи-ти-и…
Снова пауза… Кто бы ни был владельцем шелестящего голоса, слова давались ему с огромным трудом, словно они были гранитными валунами, которые он пытался закатить на гору. Конец фразы Макар больше угадал, чем услышал, голос слабел и начал забиваться помехами, но некто пытался сказать ему что-то ещё, возможно самое важное:
– О… ив… у… и… я…
Что-то разобрать среди поднявшейся бури статических помех не представлялось возможным, но Макар всё равно пытался хоть что-нибудь расслышать. Сквозь занавес электрического шума пробивались лишь отдельные звуки:
– …Тру… у, б… сь… ку…
– Что?! Я не слышу! Кто это говорит?! Что вам от меня надо, вашу мать, уроды?! Я вас не
Напряжение, которое он испытывал в течение года, достигшее апогея в последние дни, прорвалось наружу. Макар орал как никогда до этого, выплёскивая в крике всю накопившуюся боль и отчаяние. Прекратив орать, Макар тяжело отдышался. В трубке были треск и шипение, но к ним добавился какой-то новый аккорд. И вдруг из всего этого хаоса, как кит, пробивающий толщу воды и выпрыгивающий над поверхностью океана, пробился оглушительный крик:
– БРОСЬ ТРУБКУ, БРОСЬ ТРУБКУ, БРОСЬ ТРУБКУ!!! – голос был другим, рокочущим, как гром.
От неожиданности Макар разжал пальцы, и трубка выпала из них. Это спасло ему жизнь – жизнь, с которой он всерьёз решил расстаться самостоятельно, но, видимо, нечто решило ему в этом помочь. Падая, трубка развернулась микрофоном в сторону зеркала, висящего на стене; в этот момент из него ударил чёрный луч и вместо его головы попал в её отражение на стене. Не было ни взрыва, ни ярких вспышек, луч как дым растворился в заляпанной зеркальной глади. Но отсутствие внешних эффектов компенсировалось конечным результатом: зеркало заволокло чёрной матовой плёнкой, которую спустя миг перечеркнули молнии трещин, превращая когда-то идеально гладкую поверхность в выжженную солнцем пустыню. С деревянной рамки, как струпья с кожи прокажённого, начал отваливаться лак с кусками трухи, которая мгновение назад была здоровой древесиной. Макар с минуту молча смотрел на чёрную кляксу зеркала с остатками трухлявой рамы. Не докричись до него его таинственный собеседник (собеседники?), вместо зеркала на полу разлагался бы его труп.
Макар осторожно дотронулся до зеркала. Оно было холодным, как окно, за которым во мраке ночи бушевала зимняя буря, правда, рассмотреть что-либо в нём кроме каньона трещин было нельзя. Опустив голову, Макар увидел, что всё это время не выпускал из рук рисунок, как утопающий не отпускает спасательный круг. Аккуратно сложив его, он хотел было убрать его в карман, но понял, что до сих пор стоит в одних трусах. Пройдя в комнату, Макар сел на смятую кровать, поискав глазами в окружающем его бардаке свои вещи. Подцепив ногой джинсы, он стал не спеша их натягивать. Мысли у него в голове разбегались, словно испуганные лошади из горящей конюшни.
Теперь, помимо неизбежного сумасшествия и варианта прекратить мучения путём ухода из жизни, для него поначалу не ясно, а будто мираж в пустыне, начала проступать третья возможность – возможность невероятная, фантастическая! То, что он, Макар Васильевич Чуров, всё это время в течение года получал в своих снах послания от мёртвых жены и дочери. Возможность того, что их похороны – это ещё не конец и существует нечто, что вмешалось в их размеренную жизнь, превратив её в кошмар. Он не исключал того, что всё ж таки ещё год назад, после аварии, тронулся умом, а сейчас эта болезнь прогрессирует. Но зеркало! Это же не было галлюцинацией! Или было? В этот момент источенные ржой крепления не выдержали, и зеркало рухнуло на пол, заполнив коридор звоном разбитого стекла.
Выйдя в коридор, Макар осмотрел место падения. Чёрные стразы в обломках трухлявой рамы были рассыпаны по всему полу. Присев на корточки, он взял один из осколков и задумчиво осмотрел: обычный кусок стекла и такой реальный! Повертев осколок в руках, Макар бросил его обратно на пол, при этом порезав указательный палец. Капелька крови запылала рубином на чёрной поверхности, подмигнула Макару… и в следующее мгновение кровь исчезла. Моргнув пару раз, Макар взял другой осколок и выдавил на него немного крови. Через секунду история повторилась – капля исчезла, как будто стекло всосало её, как пиявка. Зажав кровоточащий палец, Макар проворчал себе под нос: