Дорога во тьму
Шрифт:
Я крепко обнял отца, мысленно роняя себе на голову бетонную плиту. Я немыслимый, непередаваемо эгоистичный негодяй…
В мою переполненную чашу грехов добавилась последняя капля. Чем я стал за эти полгода? Глядя на себя со стороны, не мог распознать знакомых очертаний. Словно прозрев или вынырнув на поверхность из бездны, я понял, что едва не переступил грань, возврата из-за которой могло не быть.
Отец заснул, ему еще предстояло оправиться от значительной кровопотери. Я же по-прежнему сидел в гостиной у остывшего камина, не отрываясь глядя на подернутые золой угли, и сам себе казался такой же выгоревшей
головешкой, покрытой пеплом. Есть ли еще возможность воскреснуть, подобно Фениксу, или для меня все кончено и из тьмы назад дороги нет? Не позволил в этот раз заглушить алкоголем раздирающие душу муки совести,
скрываться более не имело смысла.
Все последние месяцы, словно страус, спрятав голову в песок, делал вид, что это был мой выбор, по сути, дав обстоятельствам сломать себя. Сдавшись низменным демонам, утрачивая остатки человечности, покрывшись корой
черствости и цинизма, трусливо отгородившись от всего, что могло причинить боль, я оправдывался, что это присуще вампиру, такова моя природа. Безрассудно обрубая все корни, я уже потерял лучших друзей, и лишь счастливая случайность, единственный лучик надежды, позволила не остаться один на один перед разверзшимся мраком вечности.
Вглядываясь в возможные перспективы будущего, отшатнулся в последний момент, ясно почувствовав впереди только трясину полного равнодушия с кочками озлобленной скуки. Разве о таком бессмысленном и практически бесконечном существовании я мечтал когда-то? Неужели вкус жизни лишь в примитивном удовлетворении основных вампирских инстинктов – крови и похоти? Ведь я не сгинул, не погиб ни в Северном море, ни на линии фронта, ни в проклятой лаборатории. Судьба дала мне шанс вернуться, начать все с начала. И вот так я воспользовался этим благом!
Я даже не заметил, что у старика закончилась вербена, и он не имел возможности достать ее в период массового закрытия цветочных лавок и оранжерей, сделал легкой добычей для ночных тварей и едва не потерял его. Я насмехался над горем Дюкре, людьми, знакомыми мне с раннего детства, не сожалел о друге, которому не повезло, в отличие от меня. Бездушно отвернулся от Золтана, даже не попытавшись исправить ситуацию, а ведь он всегда понимал и поддерживал меня. Утратил уважение Женевьев; вспоминая выражение ее глаз, отчаянно хотелось провалиться сквозь землю от стыда. Да что там, растеряв остатки мужской чести, я желчно считал, что
сограждане чем-то мне обязаны, упивался кровью напуганных домохозяек и пожилых торговцев.
Лорд Гэбриэл, принимая решение завершить мою инициацию, когда-то справедливо опасался, не желая пускать в мир очередного монстра. Мой мудрый создатель лучше других знал, как легко слиться с мраком, и как непросто, однажды ступив, свернуть с этого пути. Не зря предупреждал: «Не разочаруй меня».
Всю глубину собственного падения я ощутил в полном объеме. А это уже немало. Впустую заниматься самобичеванием и рвать волосы на голове – не в моем характере. Пора принимать решение. Не так уж много у меня
вариантов: продолжать скольжение вниз или, ухватившись за последнюю соломинку – великую силу отеческой любви Гаэтана, сделать все, чтобы вернуться. Пережив очищающий катарсис, я понял, что мне вновь хочется
почувствовать утраченный вкус жизни, наполнить ее смыслом и яркими красками. И, по крайней мере, пока мне есть ради кого жить, есть тот, кому я нужен, я не имею права выбирать легкий путь.
За окном рассвело. Весело защебетали птицы. Погромыхивая по мостовой, проехала тележка молочника. Сквозь щель между портьерами проникло солнце, узким лучом медленно приближаясь к моему креслу. Запахло свежей выпечкой, кухарка поставила в плиту круассаны. Скоро должна явиться горничная. Отец заворочался во сне, похоже, просыпается. Я отметил, что невольно прислушиваюсь к его дыханию. Начинался новый день.
Глава 03.
Почему мне не дает покоя мысль о положении дел в городе, относительно разгула и беспутства расслабившихся после войны вампиров? Да что там вампиров! Я же читал в газетах о вопиющих происшествиях в прошедшее полнолуние – в пригороде растерзано несколько семей, только что вернувшихся в свои владения земледельцев, пара свидетелей, чудом оставшихся в живых, рассказывают о бешеных диких зверях, демонах и монстрах в ночи. Мне тогда недосуг было вникать, сам не хуже того монстра был. Однако память услужливо вернула упущенное. Городские власти списали на послевоенную истерию и постарались дело замять, успокаивая население обещаниями вскоре навести порядок. Наверняка сейчас министр Катри рвет и мечет, ведь кровавые бани оборотней, это его непосредственная ответственность.
Впрочем, скорее всего, городские власти не впервой сталкиваются с подобной проблемой, и рано или поздно порядок будет наведен. Совет существует не для красоты, их обязанность справиться с угрозой для жизней
горожан, и, что еще важнее, с вероятностью разоблачения видов. Но как именно это происходит? Вариантов, на мой взгляд, много. Не будет ли проблема решена по примеру зачистки катакомб? Когда по городу просто пройдет чья-то сильная рука и сметет неугодных без суда и следствия, а те, кто избежит участи, научатся таиться. Решение вполне в духе Совета - без лишних усилий и пыли избавиться от мороки. Лично меня подобное не
устраивало. Мы старательно обращали молодых, работали с ними, даря им новую жизнь и шанс не для того, чтобы после победы стереть с лица земли и забыть.
Еще, как вариант, бездействие Совета может привлечь в столицу охотников, а то и ведьмы с радостью посодействуют. В общем, как ни крути, а ситуация сложная. Ну, и в конце концов, это задело лично меня, что точно не оставлю без внимания. Едва не лишившись отца, я так и не умерил свой гнев, даже смерть американца не послужила утешением. Что же, теперь моему старику и из дома не выйти без опаски? У меня много друзей и знакомых в родном городе, никому из них не пожелаю окончить жизнь, напоив своей кровью таких упырей, как я, или быть растерзанными при полной луне на кровавые лоскутья когтями оборотней, плевавшими на запреты и правила. Соотечественники и так много потеряли в этой войне, страна зализывает раны, несмотря на триумфальную победу, а создания ночи, как стервятники, слетелись в ослабленные и безуправные города.
Могу ли я что-то изменить в свете сложившейся ситуации? Никогда не ощущал в себе тяги проявлять лидерство, привык заботиться лишь о себе и о членах семьи. По силам ли мне опека над целым Парижем? Не слишком ли я
замахнулся? Но и сторонним наблюдателем быть претило. Если уж имеешь в себе качества, способные принести пользу не только тебе, то стыдно отмахиваться от этого, отговариваясь несуществующими проблемами.
Конечно, о самовольном провозглашении себя кем-либо не могло быть и речи. Насчет Совета старейшин не обольщался, они только с виду скучающие и уставшие от жизни, но делить свои привилегии ни с кем не станут, и всех моих заслуг не хватит. Значит, нужно провернуть все так, чтобы они сами предложили мне некий неофициальный пост в городе и захотели дать карт-бланш на любую полезную для общества деятельность. Я говорил однажды Катри, что не имею желания прыгать выше головы и карабкаться наверх, и не соврал, что попирать чье-либо место в Совете не испытывал нужды. А вот создать себе автономную ячейку, почему бы нет? Париж - город бесконечных возможностей, в конце концов.