Дорога затмения
Шрифт:
— Военачальница Тьен говорила другое, — пробормотал он.
День обещал выдаться жарким, хотя в нарастающем зное не ощущалось угнетающей духоты, присущей разгару лета. Галька в свежевырытом вокруг крепости рву посверкивала под солнечными лучами.
— Когда ты пойдешь отдыхать? — поинтересовался охранник. Инородец торчал наверху с тех самых пор, как ополченцы выступили в поход, а это было еще до рассвета.
— Когда возвратится военачальница, — сказал Сен-Жермен, наблюдая за пепельной змейкой, медленно пересекавшей солнечный диск.
— Пока еще нет причин
Сен-Жермен с неохотой глянул на коренастого седовласого ветерана, глаза которого были схожи с двумя коричневыми изюминами.
— Я собирался поехать с ними, — сказал вдруг он в непонятном порыве, удивляясь себе. — Но бойцы заявили, что не хотят драться рядом со мной.
— Такое бывает, — кивнул стражник. — Не надо их строго судить. Солдаты, особенно ополченцы, порой ведут себя словно дети. Большой мир для них — темный лес. Когда я служил в регулярной армии, у нас был один татарин, сорви-голова, сквернослов, переболтать его не могли даже шлюхи Хан-Чжоу. Лазутчик из этого парня вышел отменный, в отряде его очень любили, прежде всего за удаль и добрый нрав. Но идти с ним бок о бок в бой не соглашался никто. Не удручайся из-за Ю А, хотя он и норовит ударить тебя побольнее. Ты служишь военачальнице, а не безродному выскочке, всегда помни о том. — Ветеран умолк, и подбежавший слуга почтительно вручил ему миску каши с бараниной и свининой. Охранник погрузил пальцы в еду и, спохватившись, глянул на инородца. — Не хочешь отведать?
Охваченный смешанным чувством брезгливости и благодарности, тот ответил не сразу:
— Шинг позаботится обо мне.
— Наконец-то я слышу достойные речи. Ох, эта Шинг! Какие бедра! — Старик помолчал, жадно заглатывая очередную пригоршню каши. — Будь я помоложе, мне бы, возможно, и удалось отбить ее у тебя, но сейчас…
Сен-Жермен шевельнул бровью.
— Я тоже не молод.
— Уж конечно не юноша, — усмехнулся солдат. — Но стоит взглянуть на тебя, и становится ясно: огонь, давно погасший во мне, все еще полыхает в твоей крови. — Ветеран философски вздохнул и вернулся к еде.
Сен-Жермен перевел взгляд на горы, мрачно отметив, что дыма в небе прибавилось. О том же давали знать и порывы ветра, приносившие в Мао-Та едкий запах, родственный запаху костров углежогов, в мирное время всегда сплетавшемуся с буйными ароматами переходящей в лето весны. Однако пятнавшие панораму грязные, серо-бурые клочья не могли отвлечь наблюдателя от непрошеных размышлений. Волей-неволей, но Сен-Жермен сейчас думал о Шинг. Самая изящная и привлекательная из обитательниц Мао-Та, по слухам, была дочерью одной из наложниц почившего генерала и, значит, доводилась военачальнице единокровной сестрой. Он вновь и вновь задавался вопросом, испытывает ли Чи-Ю к ней какие-то чувства, однако ответа не находил.
Дым медленно заволакивал солнце.
Шинг, напомнил себе Сен-Жермен с гневной горечью, удивительно безучастна. И всегда словно бы изнывает от скуки. Она может часами лежать рядом с ним, никак не
Во второй половине дня ветер утих, но дым по-прежнему висел в небесах — местами оранжево-ядовитый, местами отливающий синевой вороненой стали.
Чуть позже что-то затрепетало на дальней вершине. Сен-Жермен выпрямился, прищурил глаза и двинулся вдоль ограждения недостроенной башни. В нем вновь всколыхнулась тревога. Перемещение черной фигуры на вышке было тут же замечено. Черное иноземное одеяние чужака неизменно привлекало к нему внимание окружающих, одновременно производя отталкивающее впечатление. Неприязни этой нисколько не умаляли даже китайские — с толстыми подошвами — сапоги.
— Что там? — крикнул стражник.
— Конники, — прозвучал краткий ответ.
— Сколько их? — В вопросе слышалось плохо скрытое беспокойство. В крепости оставалось всего десять бойцов. Если к ней скачут монголы, следовало организовать оборону.
— Сотня, а возможно, и больше. — Сен-Жермен сосредоточился, проклиная дымовую завесу, отбрасывавшую тень на холмы. — Не могу сосчитать.
— Как они выглядят?
— Пока — никак. — Глаза наблюдателя слезились от напряжения. — Может быть, это наши, а может быть — нет. Попробуй собрать кого сможешь.
Сен-Жермен даже не оглянулся, чтобы проверить, повиновался ли ему ветеран. Он схватился за грубо отесанную жердину, не обращая внимания на уколы заноз. Кто приближается? Что делать дальше? В мозгу его путалась мешанина из хлестких команд на дюжине языков, в основном европейских. Эх, хорошо бы сейчас протрубить в военный рожок, но такого рожка у него нет, да и вряд ли тут кто-нибудь разобрался бы в его сигналах.
Впрочем, горстка защитников Мао-Та и без команд спешила к бойницам. Рослый малый, устроившийся под башней, стал взводить тетиву арбалета.
— Каждому по такой бы штуковине, — пробормотал его напарник, устанавливая рядом колчан, полный стрел.
— Соберите всех женщин в комендатуре, — хрипло прокричал ветеран. — Детей сведите в подвал!
Безоружная челядь, бестолково кружившая по двору, кинулась исполнять приказание.
Сен-Жермен одобрительно усмехнулся, вглядываясь в дымную даль. Скачущие фигурки приблизились, но опознать их по-прежнему было нельзя. Он протер кулаками глаза, словно это могло добавить остроты его зрению.
— Двигайтесь, ну же, ну же!
Всадники перевалили через гребень ближней горы, ополченцы взялись за оружие. Минута-другая, и в голове колеблющейся цепочки сверкнула рыжинка. Это была кобылица Чи-Ю, сменившая павшего в стычке с разбойниками гнедого.
— Отбой! — донеслось с вышки.
Ополченцы подняли вверх недоверчивые глаза.
— Первой скачет военачальница Тьен. А за ней на мышастой лошадке — Ю А. Ну же, смотрите! — Сен-Жермен повелительно указал на силуэты конников.