Дорога затмения
Шрифт:
— Конечно могу, если захочу, — беспечно ответил мальчик. — Ты тоже можешь, но продолжаешь двигаться дальше.
Сен-Жермен лишь пожал плечами. Он выбрал одну из посудин, стоявших на рабочем столе, высыпал из нее несколько коричневых зерен и бросил их в миску. Потом тщательно перемешал загустевшую было смесь и тонким слоем размазал ее по лежащим рядом кирпичикам, составив из них подобие стенки. Критически оглядев творение собственных рук, алхимик заметил:
— Тут слишком холодно.
— Это сработает?
Сен-Жермен
— Не сейчас. Потом, когда потеплеет.
— Значит, ты зря тратишь время? — Сгий Жел-ри разочарованно хмыкнул. — Я хотел видеть, как строится большой атанор.
— Он и строится. Я опущу эту стенку в заполненный маслом чан, а остальную смесь помещу в специальный сосуд. К весне атанор будет готов. Правда, он достанется уже не мне, а вам или тому, кто с ним станет работать.
— Ты хочешь уехать? — В глазах мальчика вспыхнула неприязнь.
— Да. — Сен-Жермен взглянул на Сгия Жел-ри и слегка улыбнулся. — Не потому, что вы чем-либо мне неприятны. Просто у нас разные цели, и… меня ждут дела.
Дела не дела, но он твердо знал, что сбежит, если его попытаются удержать.
— Ты не найдешь здесь того, что ищешь, — легко согласился вдруг мальчик, и глаза его потеплели. — Я беседовал с Бдеп-ипа.
Сен-Жермен ощутил неловкость. Мальчик назвал имя женщины, пробиравшейся иногда в его келью.
— Вот как?
— Она сознает, что не может тебе угодить, и это ее огорчает. — Сгий Жел-ри поджал ноги и закачался на стуле.
— Ей не следует огорчаться. Это не ее вина.
Масло широкой струей хлынуло в чан, потом — в высокий кувшин, своим размеренным бульканьем заполняя паузу в разговоре.
— Она делает все, что может, и… я ей за то благодарен.
Некоторое время Сгий Жел-ри молчал, наблюдая, как из миски в кувшин перетекает жидкая паста. Лишь когда Сен-Жермен принялся топить воск, чтобы наглухо запечатать сосуд, он спросил:
— В детстве ты тоже был священнослужителем, да?
Сен-Жермен чуть не опрокинул сковородочку с воском и повернулся к гостю спиной, делая вид, что всецело поглощен работой. Он хотел выиграть время, чтобы собраться с мыслями, но нервничал все сильней, сознавая, что за ним неотступно следят внимательные глаза.
— Мое детство давно миновало.
— Но ты ведь был тогда священнослужителем? — не отступал Сгий Жел-Ри.
— Не совсем, — уронил Сен-Жермен, понимая, что разговор придется продолжить. Тщательно запечатав кувшин, он повернулся к маленькому мучителю.
— Я родился на переломе зимы, а королевских детей, рождавшихся в эту пору, как, впрочем, и многих других, обычай моего рода повелевал посвящать в сан служителей покровителю племени. Служение было особым, ведь тот был вампиром и пил детскую кровь. — Ему удалось изобразить на лице подобие слабой улыбки. — Те дети, что приглашались к кумиру достаточно часто, могли перенять его свойства, и потому их останки сжигали, когда они завершали
— Но с тобой не случилось ни того ни другого, — сказал мальчик, возбужденно посверкивая глазами.
— Нет, не случилось. Я стал рабом и принял смерть на чужой земле, казненный врагами нашего рода. — Как тут все-таки холодно, подумалось вдруг ему. Чтобы унять невольную дрожь, он прошелся по помещению. — Это произошло очень давно, Сгий Жел-ри. И враги обратились в прах, и от их городов ничего не осталось. Мне хочется думать, что время за меня отомстило, но, разумеется, это не так.
— За что тебя умертвили? — В голосе мальчика звучало искреннее сочувствие.
— Я выиграл битву. — Сен-Жермен сел на скамью. — Воинственные захватчики сколачивали из юношей, ими порабощенных, отряды солдат, с легкостью жертвуя этими подразделениями в ходе сражений. Одно из таких сражений было особенно жарким. Силы наших поработителей таяли, командиры невольничьего отряда погибли, бегущих добивали с боевых колесниц. Я сумел сплотить вокруг себя уцелевших рабов, и в битве произошел перелом. Торжествующий триумфатор отдал приказ уничтожить того, кто принес его войску победу. Ему не был нужен раб, способный вести солдат. — Он помолчал, вспоминая тот солнечный день в городе, слепленном из глины и камня. Сутулый мужчина лет тридцати торопливо прокричал приговор и тут же прикрылся красным плащом, словно затем, чтобы не видеть жутких ножей и крючьев. Но не орудия палачей привели его в ужас. Нет, он боялся собственного раба. — Он не знал, кто стоит перед ним, — медленно, словно во сне, произнес Сен-Жермен. — И потому избрал не тот способ казни.
— У него были причины бояться тебя, — рассудительно сказал Сгий Жел-ри.
— И веские, если подумать, — кивнул Сен-Жермен, давно не удивляющийся тому, что ребенок может читать его мысли. — Он именовал себя владыкой земли и воды… и, кажется, даже неба, хотя все его царство мог в день пересечь не очень поспешливый конник. Мой отец правил землями вчетверо большими. — Он вздохнул. — Все это было и минуло.
— Но ты ничего не забыл.
— Нет.
Снизу донеслись звуки молитвенных песнопений. Они становились все громче, словно бы раздвигая стены унылого помещения и уносясь к небесам.
— Именно этого взлета тебе и недостает, когда ты лежишь с Бдеп-ипа? — заметил вдруг Сгий Жел-ри.
Сен-Жермену пришлось напрячься, чтобы стряхнуть с себя оцепенелость. Вопрос долетел до него из кошмарного далека, и потому он ответил не сразу.
— Взлета? Я уж и позабыл, что такое бывает.
— Но ведь бывает? — мальчик умел быть настырным и гнул свое.