Дорога затмения
Шрифт:
Они прошли по длинному коридору и вошли в комнату, сравнительно небольшую и осмотрительно затемненную. В дальнем конце ее возвышалась черная каменная статуя. Богиня, застывшая в танце, казалась живой. Тамазрайши с благоговением приблизилась к ней и, нараспев бормоча что-то, бросила грязные полотенца в медную маленькую жаровню. В воздухе распространилось зловоние, но лишь на мгновение, ибо комочки шелка вспыхнули и пропали.
— Ласкай меня, — приказала Тамазрайши рабыне, даже не посмотрев на нее. Взгляд княжны был прикован к черному, искаженному хищной гримасой лицу.
Рабыня, встав на колени, бесстрастно взялась за дело. Движения ее рук были заученными, но сноровистыми и вскоре вызвали трепет в теле юной княжны. Дыхание Тамазрайши становилось все глубже, затем перешло в прерывистые стенания. Кожа ее покрылась крупными каплями пота, она чуть раздвинула бедра и обхватила ими каменное колено, ибо мягкие губы рабыни не могли соперничать с его восхитительной твердостью. Упоительный миг экстаза не шел ни в какое сравнение с тем, чем после долгих покряхтываний сумел одарить ее самодовольный
Да и Кали, при всей своей склонности к разрушению, бывает в иные дни особенно сладострастной.
Письмо Падмири к своему брату.
К возлюбленному богами радже Датинушу, правителю княжества Натха Сурьяратас.
Прими мои приветствия, брат!
Получив от тебя послание, я, признаться, несколько испугалась и какое-то время не решалась его прочесть. Ни для кого не секрет, как сложна сейчас окружающая наше княжество обстановка. В такой ситуации правителю позволительно прибегать к мерам, какие казались бы неприемлемыми в более спокойные времена. Но опасения мои оказались беспочвенными: в письме твоем, хвала небу, содержится лишь вопрос, не откажусь ли я приютить в своем доме некоего весьма образованного и умудренного жизненным опытом странника, занимающегося научными изысканиями. Ты сообщаешь также, что он уроженец одной из отдаленных западных стран и, как я поняла, не исповедует вероучение, насаждаемое нашими недругами. Еще в письме говорится, что у него нет никаких рабов, помощников или подручных, кроме единственного слуги, и что почти все его имущество заключается в коллекции редкостных драгоценных камней. Последнее, признаюсь, не является для меня особенно лестной характеристикой. Впрочем, это не важно, я согласна его принять.
Правда, я все еще ношу траур по нашим родственникам, составившим заговор против тебя и тем самым себя погубивших. Крови было пролито столько, что я почувствовала отвращение к жизни двора и приняла окончательное решение никуда из своего дома не выезжать. Впрочем, мне тут покойно. Кроме некоторых ученых людей, духовных наставников и редко наезжающих в наши края музыкантов, меня не навещает никто. Будь я помоложе, такая жизнь, возможно, и не пришлась бы мне по вкусу, но в своем нынешнем возрасте я не испытываю лишений, правда начинаю скучать.
Поэтому у меня есть надежда, что твой инородец несколько рассеет дремоту, окружающую меня, и внесет в мою жизнь нечто бодрящее. Это возможно уже потому, что он человек нездешний и не станет своим понимающе-сочувственным видом напоминать мне о горе, постигшем нашу семью. Я же со своей стороны также не намерена ни о чем ставить его в известность. Будь уверен, я не раскрою ему никаких тайн, ибо, во-первых, ничего такого не знаю, а во-вторых, воспоминания причиняют мне одни лишь страдания. К чему же их бередить?
Как только пройдут дожди, я, пожалуй, начну пристраивать к дому второе крыло, хотя места у меня и так предостаточно. Я выделю гостю шесть комнат и еще две — его компаньону, он ведь, похоже, не раб и тоже должен нуждаться в каком-то комфорте. Эти покои находятся в той части дома, которой не пользуются, их следует привести в порядок, на что уйдет какое-то время, после чего рекомендуемый тобой человек сможет вселиться ко мне.
Твое предложение ввести в мой дом дополнительную охрану, несомненно, диктуется наилучшими намерениями, но не обессудь, если я от него откажусь. Я и так преисполнена ощущения, что нахожусь в тюрьме, и новые вооруженные люди его только усилят. Мои евнухи — отличные стражи, владеющие приемами боя. Они способны единовременно справиться с дюжиной человек и, конечно, сумеют оберечь меня от посягательств двоих незнакомцев, если подобная неучтивость проявится с их стороны.
Прости за краткость ответа, но близится полдень, и я хочу отпустить твоего нарочного, чтобы к закату он был уже во дворце.
Да пребудет с тобой благосклонность богов, да продлят они твои дни, и да не ведает подвластное тебе княжество потрясений. Род наш на этой земле теперь представляем только мы с тобой и твоя дочь, и, хотя мы видимся редко, чувства мои к вам обоим по-прежнему неизменны. Я рада, что в силах тебе чем-то помочь, можешь и впредь рассчитывать на меня, не ставя, конечно, передо мной совсем уж невыполнимых задач.
Твоя сестра
ЧАСТЬ 3
Тамазрайши
Письмо купца Лорамиди Шола к Сен-Жермену.
Глубокоуважаемому и достопочтенному гостю раджи Датинуша, известному ученому и путешественнику посылается мой нижайший поклон и привет!
С глубочайшим сожалением сообщаю, что не смог сыскать судна, способного сплавить вас вниз по реке. Существует опасность, что воины Чингисхана, ныне опустошающие Персию, повернут к Делийскому султанату. Потому и не находится охотников сплавиться к морю, а если бы они и нашлись, ни один капитан сейчас не взял бы на борт чужеземца. Все почему-то думают, что инородцы — шпионы монголов. Это у нас — в верховьях Шенаб! Представьте, что делается на территориях, контролируемых магометанами.
Я, конечно, продолжу поиск. После дождей кто-нибудь да поднимется снизу и, возможно, захочет прихватить вас с собой на обратном пути. Корабли, наверное, будут, но назад они пойдут очень не скоро — может быть, с весенними ливнями: купцам ведь надо поторговать. Если монголы и впрямь атакуют султана, задержка затянется. Купцы, как известно, готовы рискнуть капиталами, но не головами. Так что не ждите скорой оказии.
Во всем остальном же я вас, пожалуй, не подведу. Вещества, вами заказанные, изысканы и доступны. Правда, с киноварью выйдет заминка, однако не слишком большая. В самом скором времени ее вам пришлют. Из Дели уже движутся ртуть, измельченный уголь, с востока — прекрасного качества соли. Все это будет здесь еще до народного схода. Нужную древесину нашли, обработали и сейчас готовят к отправке. Чуть сложнее с землей из Венгрии; впрочем, запас таковой, похоже, имеется у одного малого (колдуна!) из Канпура, мои посредники ведут с ним переговоры. Вам ведь, как я понял, нужна земля не просто из Венгрии, а добытая в одной из ее областей — кажется, Трансильвании, если я правильно помню это название. Не беспокойтесь, мы все доподлинно уточним. Если окажется, что земля именно та, готовы ли вы выплатить мне часть условленной суммы еще до поставки заказа? Дожди и смутные времена, надеюсь, извинят мою просьбу. Порой не все идет гладко. И не у меня одного.
Не могу не отметить, что золото, каким вы расплачиваетесь со мной, превосходно. По блеску, по цвету и даже на ощупь. Его приятно укладывать в сундучок и, добавлю, с ним тяжело расставаться, хотя вы, по-моему, делаете это легко. Я, признаться, порой возношу хвалу небесам за то, что именно на меня пал выбор такого клиента.
Остаюсь в надежде, что смогу и далее быть вам полезным. Да снизойдет на ваши труды благосклонность богов.
ГЛАВА 1
В северной части комнаты стоял полусобранный атанор. Кажется, лишь он один и находился на месте. Остальной объем помещения беспорядочно заполняли разнообразные бочонки, ящики и мешки. Возле груды корзин сидел Руджиеро. Он постучал пальцем по одной из коробок.
— Соль грязноватая. Где же хваленое качество, о котором пишет Шола?
— Ее можно очистить? — спросил Сен-Жермен, копавшийся в римской, окованной железом укладке.
— Можно, но это такая возня! — Руджиеро сделал пометку в реестре. — Ох уж этот Шола! Поневоле задумаешься, а ту ли землю он нам поставит?
— Надеюсь, — вздохнул Сен-Жермен. — Того, что есть у нас, вполне мне хватило бы, но следует держать два мешка про запас. Вдруг подвернется судно, идущее вниз и согласное прихватить с собой инородцев. Тогда без земли будет не обойтись. — Он запер сундук и подергал дужку замка, убеждаясь в ее надежности.
— А как насчет прочего? Может, купим рабыню? — Руджиеро отложил реестр в сторону и подтянул к себе другую корзину.
Сен-Жермен покачал головой.
— Можно бы, но все-таки — нет. То, что мне требуется, купить невозможно. Остальное… подделка. — Он замолчал, глядя на скопища кучевых облаков, клубившихся над горами. Пурпурные от закатных лучей, они походили на женщин, высыпающих из громадных передников просо, чтобы наполнить гигантские закрома. Работа двигалась споро, но не имела смысла, ибо каждое летящее к земле зернышко превращалось в дождинку. Из окна повеяло сыростью. — И впрямь, не закопать ли тебе меня где-нибудь, присыпав всем тем, что еще находится в нашем распоряжении? Я бы не возражал.
Руджиеро, словно не слыша хозяйских слов, развязывал большой куль.
— Угольный порошок. Вот уж он-то и вправду отменный.
— Это не удивительно, ведь он прислан из Дели. Мусульмане — искуснейшие алхимики, их достижения в работе с металлами воистину несравненны.
— Здесь еще три сосуда с ртутью, — объявил Руджиеро.
— Прекрасно. Это даст мне возможность заняться камнями. Золото золотом, но камни… загадочней. Никогда не знаешь, что вылущится из тигля. — Сен-Жермен подошел к атанору. — Посмотрим, какие он испечет нам рубины. Если достаточно чистые, я перейду к алмазам.
— К алмазам? — Руджиеро, похоже, слушал вполуха, не очень вникая в хозяйскую болтовню.
Сен-Жермен иронически усмехнулся.
— К ним, милый мой, к ним. Это такие блестящие камешки, ты, возможно, их видел. — Он положил руку на кирпичи. — Мне не терпится взяться за дело.
— В ламасерии у вас был атанор, — буркнул слуга.
— Очень маленький. Как игрушка. Вот настоящая печь. Я нагоню в ней такую температуру, что затрещит и защитная галька. — Сен-Жермен нетерпеливо передернул плечами и тряхнул головой. — Музыка и алхимия, — сказал он неожиданно тихо. — Только они лишь, пожалуй, и волнуют меня. — Взгляд его затуманился, затем в нем мелькнула усмешка. — Это не вся правда. Есть и еще кое-что. Но оно, мне думается, не имеет названия. А мы зачастую ценим лишь то, что можем назвать.
Первые капли дождя брызнули в комнату, и Сен-Жермен поспешил закрыть ставни. Ливень приближался, усиливался, его шум напоминал грохот морского прибоя.
— А говорят, что сезон дождей подходит к концу, — сказал, глянув на потолок, Руджиеро.
— Люди много чего говорят, — откликнулся Сен-Жермен. Он вдруг рассмеялся. — Помнишь, как это было на Ирравадди?
Губы слуги растянула улыбка — редкая гостья на его вечно угрюмом лице.
— Да. Там нельзя было разобрать, где вода, а где суша. С жертвенных алтарей смыло все. А жрецы, забравшись на плечи идолов, продолжали заклинать облака.
Сен-Жермен громко расхохотался.
— Тот мальчишка в маленькой лодке… он таки вытащил из воды шелковый тюк. Правда, его чуть не перевернуло. — Он восхищенно чмокнул губами. — Нам повезло, что мы оказались в тот день на барже, надежной и основательно защищенной. Жалкая пара мешков там мне бы не помогла. — Лицо его вдруг помрачнело. — Я становлюсь больным, старина. Меня гложет тоска. Мне думалось, после Китая она отступит. — Узкие, тонкие пальцы потеребили нагрудный знак. — Однако расстояние на нее не влияет.