Дорога
Шрифт:
Галкин явился вечером в обычное время, часа полтора длилось шептание за дверью, потом вышли оба, важные и торжественные, и директор распорядился подать выпивку и закуску. За столом разговоры шли на обычные темы - о внешней политике, в которой нужна твердость и твердость, чтоб не давать возможности странам капитала распоясываться и диктовать свои условия.
Говорил в основном Ехалов. Галкин помалкивал, потом вдруг некстати перевел разговор на погоду - что в этом году обещают раннюю и бурную весну, а все будет наоборот, помяните мое слово. И Василий Иванович согласился.
Почему-то
Но проводив, как обычно, адвоката до калитки и вернувшись в дом, он обнаружил отца понуро и неподвижно сидящим около стола и мысленно обругал себя за то, что налил старику целую рюмку.
– Стар стал, что поделаешь, - медленно сказал Василий Иванович, и рот его задергался.
Кончалось воскресенье. Отец уже заснул у себя в комнате, напившись чаю с тортом, поругав Бориса, что опять истратил черт-те сколько денег на подарки и угощения, а внуку нужнее, и получив обещание, что уж в следующий-то раз Ваську точно привезут к деду. Борис Васильевич обещал это, чтобы не раздражать отца и не расстраивать, а к следующему разу, через месяц, старик уже забудет, о чем просил, а вспомнит - можно еще раз пообещать. Главное - не отказывать.
А Иван... Иван - человек в высшей степени тонкий и тактичный, лишних вопросов никогда не задавал, все понимал с полуслова. И за это Борис его особенно уважал.
Сейчас Борис с Иваном сидели вдвоем около стола и допивали по третьей чашке крепкого чая; Борис привез из города "Индийского" и заварил по своему способу, это он умел делать классно.
– Ну что, батя все пишет свою Книгу Жизни?
– спросил Борис.
Иван кивнул.
– Мне тут, - Борис отхлебнул чаю, - защитник Галкин поручил взять у машинистки первую часть... Послушай, ты ее читал?
– Читал.
По голосу Ивана ничего не поймешь.
– Не знаю, что и делать, - Борис перешел на шепот.
– Ведь не напечатают - больно много уже таких мемуаров.
– Не напечатают, - согласился Иван.
– Да-а... дела. А ведь он потребует, чтоб я рецензию ему представил.
– Представим рецензию.
– Отказ? Его инфаркт хватит.
– Наоборот. Рецензия будет прекрасная: мол, уважаемый автор, издательство рассмотрело вашу рукопись, в которой содержится много ценного, но так как план на ближайшие два года уже сформирован, то публикация ваших интереснейших мемуаров намечается на тысяча девятьсот восемьдесят... такой-то год. Желаем творческих успехов. С товарищеским приветом.
– Ты гений, Ванька! Мне и в голову...
– А мне вот пришло - у меня башка пустая, есть куда прийти, чиню пылесосы по восемь часов. Отличная работа - руки заняты, голова свободна, особенно когда заказов нет. Я тут решил английским заняться...
Но Борис уже не слушал. Опустив голову,
– Ванька, больше так нельзя!
– Чего?
– поразился Иван.
– На рабочем месте английский учить?
– Брось! Знаешь ведь, о чем я. Надо в Техноложку поступать, я помогу поговорю с кем надо и подготовиться... И вообще... Если нужны деньги, я...
– Деньги всегда нужны. У отца на весну обуви нет, а пенсию он не дает, прячет куда-то. Так что не откажемся, давай, если лишние, а институт... подождем.
– Хватит! Ждали! Ты что, думаешь, я там живу себе, наслаждаюсь семейным счастьем и творческими успехами и плевать хотел, что единственный брат...
– Да кончай ты! Ну, ладно - допустим, поступлю я в этот твой вуз. Пусть даже на заочный. А старик? Ведь ездить-то придется - зачеты, экзамены. То, се.
– Придумаем. В конце концов, переедете в город, как-нибудь устроимся... можно... если уж на то пошло, мне давно предлагали кооператив... Я понимаю, тебе для здоровья здесь лучше, микроклимат...
– Вот именно. Мне в городе крышка.
– А если найти человека? Договориться?
– Ты что, отца не знаешь? "Барство", "наемный труд"! И вообще - надоела мне эта благотворительность. Если ты считаешь, что виноват в страданиях несчастного брата, то дурак и катись! Я тут прекрасно живу, всем доволен. И точка.
А он ведь, вполне вероятно, и в самом деле доволен. Вот до чего дошел. А главное, абсолютно бесполезно продолжать спорить - разозлится, да что уже разозлился, брови свел, губу прикусил и в чашку смотрит. Поганая жизнь, а еще говорят: каждый сам кузнец своего счастья! Вот сидит - кузнец из Дома быта. И ничего ему не скажи.
Уехал Борис Васильевич в этот вечер домой в очень дурном настроении. А Иван проводил его на последнюю электричку и возвращался домой вдвоем с Альфой. Началась метель, снег летел в лицо, а ему нравилось так идти одному по пустой дороге. Хотите верьте, хотите не верьте, а вот нравилось, да и все! Впереди натопленный дом и любимая его "Крошка Доррит", отец, слава богу, вел себя сегодня вполне нормально, не капризничал, а это значит - чувствовал себя лучше, а Борька - зануда, ничего он не понимает, хоть и умный.
...Когда-то тоже был январь, и пурга была такая же, только - за окнами, за толстыми больничными стенами, за которые не выйти, никогда, наверное, уже не выйти, подыхать здесь в двадцать четыре года! Рентгенолог сегодня посмотрела снимки и только головой покачала:
– Точно трактор прошел.
Это она не ему, а палатной врачихе. Врачиха эта дурочка была, растерялась, совсем еще девчонка. Иван выбежал из кабинета, а она - за ним. И утешает:
– Да что вы, Ехалов, так побледнели, вы же мужчина. Другие на фронте и до ваших лет не дожили. И в конце концов, какая разница - все равно все когда-нибудь...