Дорогами Фьелланда
Шрифт:
Вскоре им, можно сказать, повезло: у коменданта замка обнаружилась вдруг неуемная тяга к искусству, благодаря чему содержание пленников улучшилось: им стали давать хорошее вино к обеду и выводить их на ежедневную прогулку по узкому дворику, стиснутому каменными стенами. К прогулке, правда, прилагался назойливый собеседник в лице упомянутого коменданта, изводивший Винсэ примитивными рассуждениями о разных школах живописи. Вал считал, что его друг был чересчур терпелив, но, может, его это просто развлекало? Как бы там ни было, художник с видимым удовольствием болтал со стражниками, учил их разным хитрым
Честно сказать, Вал не понимал, что еще можно было улучшить в этой картине. Лицо Олвен выступало из полотна как живое, на заднем плане кудрявились какие-то кустики (деревья, поправил его Винсэ), а среди подпиравших небо скал прихотливо вилась узкая тропинка.
— Как правило, никто не обращает внимания на фон. А ведь проработка пейзажа в картине крайне важна! — воскликнул художник, блеснув хитрым взглядом. — Один мой знакомый, Сандро из Фьоренце, считает, что если бросить губкой, пропитанной краской, в стену, то на стене останется пятно, в котором любой может увидеть прекрасный пейзаж. Лично я считаю, что если у художника нет одинаково глубокого интереса ко всему, что есть в его картине, — значит, ему не хватает искренности. Как вы полагаете?
Вал был невероятно далек от желания углубляться в ученую беседу. Его сознанием вдруг завладела другая мысль:
— Вы ведь не только художник, маэстро, — сообразил он с внезапно вспыхнувшей надеждой. — Где же ваш технический гений?! Придумайте, черт возьми, как нам выбраться отсюда!
Он в два шага пересек комнату и вцепился в прочную решетку, закрывавшую окно. Там, за перехлестьем железных прутьев, серело безмятежное северное небо. Винсэ смотрел на бывшего мага с сочувствием и пониманием, чуть наклонив седую всклокоченную голову, и был похож на большую добрую цаплю.
— Знаете… — начал он не очень уверенно, — когда-то давно, когда я был молод и горяч, я сцепился с одним заносчивым лордиком… Характер у него был паршивый, но, должен признать, мечом он владел изрядно. Запросто мог разделать меня, как зайца. Во время поединка я вдруг понял, что он не собирался меня убивать. Он хотел искалечить мне руки.
Винсэ немного помолчал, видимо, заново переживая тот случай.
— Мда. В конце концов, я его победил — вероятно, от страха. Но эти несколько секунд были самыми страшными в моей жизни. Я просто хотел сказать, что прекрасно вас понимаю, мой друг.
— Да толку-то! — выдохнул Вал, выплеснув в этих словах всю горечь. — Зачем мне все это?! Зачем мне вообще быть, если я больше не могу… а они ждут от меня… а я… — он сбился, умолк, бессильно стукнул кулаком по стене.
Стене, впрочем, было решительно плевать на его отчаяние, она на своем веку видала и не такое. Несколько песчинок тонкой струйкой стекли на пол — и все. Винсэ успокаивающе поднял руку:
— Терпение, мой друг. Даю слово, что мы выберемся отсюда. Спасение иногда может принимать самые неожиданные формы. Возможно, — тут Винсэ понизил голос, — наше спасение в этой картине. Не зря же я тащил ее от самого Айстада!
Вал резко обернулся, собираясь что-то сказать, но вид у художника был до того хитрый и довольный, что бывший маг поневоле остыл, и
Глава 20
Люди эрла Руота и сопровождавшие их альтийцы третий день ехали по узкой долине реки Квенны, стараясь держаться ближе к прибрежным скалам. Море глубоко запустило узкие зеленые пальцы в скалистые берега западного Фьелланда, и в глубине каждого фьорда скрывался какой-нибудь городок или деревушка, где уставшие путники могли найти кров и пищу.
Лошадь Эринны легко внесла всадницу на высокий холм, откуда открывался широкий вид на другие холмы, зеленые вблизи и темно-синие у горизонта. Кое-где среди лесов можно было увидеть маленькие заплатки возделанной земли, пастуший хутор или хижину углежога, но вообще-то гор здесь было гораздо больше, чем долин, пригодных для жилья. Весь западный Фьелланд бугрился холмами, словно кто-то смял в кулаке зеленую бархатную скатерть.
— Вон там, смотри, — гора Хеймхэ. Кажется, что близко, да? А на самом деле до нее полдня пути, — сказал Бьорн, один из воинов эрла Руота, подъехавший следом. С этим добродушным светловолосым великаном, чем-то напоминавшим ей Вала, Эринна сдружилась на почве интереса к местным легендам. Будучи наполовину сьергом, Бьорн хорошо знал здешние сказания, а девушке нравилось его расспрашивать.
— Все сьерги — хорошие рассказчики, — улыбался Бьорн. — Я провел детство в поселке моей матери. Долгими зимними ночами, когда даже лед за порогом трещит и стонет от холода, больше нечего делать, кроме как вспоминать наши песни.
Да, дорога через холмы была непростой, зато воздух в горах был упоительно чистым и легким, как перышко; хотелось зажмуриться, впитать в себя аромат цветущих лугов, зеленый запах сосен, всю влагу и свежесть этого весеннего дня. Эринна рассмеялась. Она чувствовала себя непростительно, преступно счастливой. Пусть дело, порученное отцом, было почти провалено, пусть ее тревога за Вала росла с каждым днем, все равно сквозь беспокойство пробивалась уверенность, что в такой чудесный день просто не может случиться ничего дурного.
Внизу между холмами извивалась светлая лента Квенны, чуть в стороне поблескивало гладкое зеркало лесного озера, над которым висел белесый туман.
— Должно быть, русалки с водяными варили пиво этой ночью, вот оно и парит, — усмехнулся Бьорн. — А отсюда начинается царство Семи Сестер, — он широко махнул рукой, указывая на возвышавшиеся слева серые отроги скал. — В их каменьях водится немало чудес, но лучше не говорить о таких вещах среди леса; никто не знает, кто тут сидит под камнями и слушает каждое слово!
Ближайшая скала с острыми, сверкающими на солнце гранями, была похожа на дракона, уткнувшего морду в зеленый ковер лесов. Эринна хотела спросить, нет ли у сьергов какой-нибудь сказки на этот счет, но не успела: топот копыт и звяканье железа возвестили о приближении остального отряда. Среди прочих звуков выделялся раздраженный голос Кайтона, который опять что-то выговаривал одному из Диков. Взяв на службу обоих бывших разбойников, рыцарь вынужденно принял на себя моральную ответственность за их проделки. Эринна только покачала головой. Перевоспитать этих двоих ей представлялось безнадежным делом.