Дорогая Ава
Шрифт:
Она поднимает голову, а у меня внутри все сжимается. Я узнаю этот голос.
На бесстрастном лице Нокса Грейсона – привычная презрительная улыбка.
Брови миссис Уайт взлетают вверх: видимо, она удивлена предложением «акулы» не меньше меня.
Игры. Вечные сраные игры!
Я отрываю глаза от Нокса.
– Я лучше сяду сзади, – тихо говорю я, наклоняясь к миссис Уайт, но меня слышат, потому что с первого ряда доносится хихиканье и бархатный голос Джолин:
– Ого, она не хочет сидеть рядом с Ноксом? Даже не верится! – смеется она.
Учительница ставит локти на стол и наклоняется ближе.
– Можешь
Голос у нее мягкий, и жалость сочится из него кислотой.
Жалость? Я вас умоляю! Мне нужна справедливость.
Но это вряд ли. У них есть деньги. Город принадлежит им.
«Мисс Харрис, возможно ли, что вы согласились на секс? Ваше поведение на вечеринке, кхм…»
Она разводит руками.
– Решай сама, Ава.
Сесть сзади или рядом с главой «Акул»?
С комом в горле я обдумываю варианты, но уже понимаю, что их нет: нужно показать, что я не боюсь, как заключенные в тюрьмах.
Сглотнув, я киваю, поворачиваюсь и подхожу к Ноксу.
Джолин ахает.
Вот и отлично! Я сильнее, чем была раньше.
Щурясь, Нокс откидывается на стуле и не сводит с меня взгляда. Только удивленно приподнимает бровь.
Нас разделяют сантиметров тридцать, но я все равно ощущаю жар его тела. Стул отвратительно скрежещет по плитке, когда я отодвигаюсь еще чуть-чуть. Нокс фыркает и сдвигается к стене, еще сильнее увеличивая дистанцию.
Вот так, значит? Ладно…
«Ты мне с самого начала не нравился, даже до вечеринки», – написано на моем лице, когда я кошусь на него.
«Ты мне тоже», – написано на его.
– Ава, – в качестве приветствия говорит он. Голос хриплый, со зловещими нотками: он напоминает о ночи, о стали, завернутой в бархат, о тайнах и едва сдерживаемой силе. Я избегаю его с первого года, но дело не в шраме: такие вещи меня не волнуют. Я жила с ребятами, у которых были шрамы и ожоги не только на лице, но и по всему телу. У Луки все руки были в ожогах от сигарет.
– Господин Злой-и-Неприступный! Мы снова встретились.
В последний раз мы сидели так близко на уроке по мифам Древней Греции на первом году обучения. Он – сзади, закинув ноги на нижнюю перекладину моей парты. Это был самый напряженный урок в моей жизни. Я слышала, как он дышит, и эти звуки действовали на нервы. Когда он наклонялся, волосы вставали дыбом. Наши пальцы соприкасались, когда я передавала ему листы с заданиями. А когда взгляды встречались, я отводила глаза, и он смеялся.
А как-то раз…
– Эй, стипендиаточка, обернись!
Блин!
Оборачиваюсь.
– Чего тебе? – Сжимаю кулаки под его пристальным взглядом. Сердце колотится; надеюсь, он не слышит. После того как я наткнулась на него в раздевалке практически голым, между нами творится что-то странное.
– Почему Аид полюбил Персефону?
– В учебнике прочитай, «акула».
Его голос низкий, глаза – словно жидкий металл.
– Уже. Серьезно, я не понимаю! – Его взгляд задерживается на подвеске на моей шее. – Что, сложно ответить?
Да
– Аиду было одиноко в Аду. Персефона олицетворяет свет и добро. Противоположности притягиваются. Демон полюбил ангела. Почему бы и нет? Им было хорошо вместе. Они были счастливы.
– Противоположности, говоришь? – Он задумчиво постукивает ручкой по столу и смотрит на Ченса, который сидит на несколько рядов впереди. – У вас все серьезно?
А, так вот в чем дело!
– Тебе не нравится, что мы вместе? Думаешь, я недостаточно хороша для твоего лучшего друга? Ченс идеальный. Он не Аид.
Он чуть прикрывает глаза.
– В отличие от меня.
Я смотрю на шрам.
– Эй! А ты умеешь бить ниже пояса, стипендиаточка!
– Меня зовут Ава! – шиплю я и отворачиваюсь.
Урод!
Нокс смеется на выдохе, вырывая меня из мыслей.
– Не знал, что у меня есть прозвище. Часто думаешь обо мне, значит? – Он делает паузу. – Злой-и-Неприступный… Мне нравится! Подходит. Я бы предпочел, конечно, Преступно-Горячий, но и так сойдет.
Я бросаю взгляд на его лицо: греческий профиль, высокие скулы, темные волосы. Рукава рубашки закатаны и открывают крепкие руки.
Оторвавшись, утыкаюсь в ноутбук и достаю тетрадь с ручкой.
Перед глазами почему-то мелькают Нокс с Тони: он держит руку в заднем кармане ее джинсов, и они вместе идут от костра к машине.
Но все же…
Такое ощущение, что перед их отъездом случилось что-то важное. Неуловимое воспоминание ускользает между пальцев как дым. Так продолжается уже несколько месяцев.
– В ближайшее время вы будете работать над большим проектом по фильму, так что с этого дня места за вами закреплены, – сообщает миссис Уайт, начав урок.
– Чудесно, – бормочу я.
Нокс мрачно косится на меня.
– Да уж.
– Фильмы возьмем как минимум двадцатилетней давности, – продолжает учительница. – Думаю, о некоторых вы наслышаны. Некоторые из них культовые, некоторые – полный отстой, но все затрагивают какие-либо проблемы. Ваша задача – отразить их в сочинении объемом в пять тысяч слов.
По классу разносятся стоны.
– Какие фильмы, миссис Уайт? Надеюсь, приличные? Папа не разрешает смотреть эротику, – лениво подает голос Дейн.
Раздаются смешки, но под взглядом миссис Уайт затихают.
– Не волнуйся, Дейн, ты будешь смотреть «Паутину Шарлотты». А жаль, ведь в списке так много хороших фильмов! «Крестный отец», например. Ну ничего, отдам его кому-нибудь другому.
Он заметно сдувается.
– Пожалуйста, только не «Паутину Шарлотты»! Там паучиха умирает. Терпеть не могу, когда в фильмах умирают!
– Поздно, – говорит она, записывая на доске их с Пайпер.
Я оглядываюсь на них, и подруга делает вид, что ее тошнит. Я ухмыляюсь.
Черт, как я скучала!
Учительница проходит по списку, назначая всем фильмы. Ченсу и Бруклин достается «Поле чудес», и, судя по тому, как она проводит пальцами по его руке, она счастлива быть с ним в паре.
Я отворачиваюсь и смотрю прямо перед собой, сжав руки в кулаки.
– Злишься? – тянет Нокс. – Они вообще-то встречаются. Все серьезно. Ну, он так говорит. Никогда не видел, чтобы он так хорошо относился к девчонке. Ты все еще влюблена?