Дорогая Мирей Матье !

Дмитрий Каралис

Дорогая Мирей Матье!..

Герой одного из рассказов Борхеса обнаружил в подвале своего дома Алеф - такую точку пространства, в которой сходятся все прочие точки Вселенной. Этот герой спускался в свой замечательный подвал, шлепал рюмочку коньяку, ложился на спину и созерцал все, что его душе угодно. Он видел в темном углу подвала маленький радужный шарик, а в нем - другие страны, моря, города, чужие спальни, марширующие армии, всех муравьев, какие есть на Земле, цветы на другом континенте, мог видеть любого человека - живого, если он жив, и его останки под землей, если он умер... Этот Алеф находился где-то в Аргентине.

Не менее удивительное и загадочное место было обнаружено мною в Зеленогорске, курортном городке на Карельском перешейке, называвшемся при финнах Териоками. Это место расположено на участке моего приятеля Анатолия Мотальского по адресу: улица Красных разведчиков, 15, сразу за сараем, в котором Толик живет летом, сдав свою половину домика дачникам.

Внешне это ничем не примечательное место: вкопанный в землю стол, две парковые скамейки, пустая собачья будка с обрывком цепи и ржавеющее у забора корыто с плавающими окурками. В заборе, до которого Толик без труда доплевывает, выходя поутру из сарая, - дырка. За дыркой - тропинка, которая огибает кусты шиповника и спускается к ручью; это черный ход, известный немногим. По нему раз в четверо суток прибегает запыхавшийся кочегар из детского садика, чтобы разбудить раздолбая-сменщика, который безмятежно спит, переключив треснувший телефон на дом, где летом обитают дачники. Ну ладно, ладно, расшумелся,- говорит Толик, выходя из сарая и щурясь на солнце.- Я и сам вставать собирался...- Он гремит ковшиком в ведре, пьет, покряхтывает и встряхивает головой.- У тебя там случайно ничего не осталось на опохмелку?
– Откуда? Вчера все подмели. Я думал, у тебя есть...
– Угу,хмурится Толик и трет ладонью лоб.- Будем изыскивать способа...

Трое суток, свободных после дежурства в кочегарке, Толик читает газеты, сдает бутылки, копошится по хозяйству, беседует с котом или пишет рассуждения о современной жизни, выстраивая их в форме платоновских диалогов и используя для образности принцип работы парового котла: Как нам раскочегарить сельское хозяйство?, Почему угасает народное образование?, Надо ли выпускать пар митинговщины? Иногда он решительно бреется, надевает кеды, тельняшку и бежит три километра по лесной просеке. Иногда изыскивает способа...

Взирая на кучу консервных банок, ржавых кастрюль и прочего хлама, что высится в траве за забором, можно подумать - здесь край цивилизованного мира, тупик, свалка, и никто не забредет сюда, кроме, разве что, соседа, которому ты с прошлого года должен трешку.

Но это далеко не так.

...Во времена горбачевской борьбы с пьющим людом мы с Толиком сидели возле его сарая, пили из чашек румынское шампанское и рассуждали о взлетах и падениях текущей литературы. Шампанского я взял с запасом. Мы уложили бутылки в корыто и залили их колодезной водой. Был и повод - на клеенке стола голубела книжка молодежного альманаха с моей повестью.

– Да,- говорил Толик,- шампанское, конечно, хорошо... А ты в привокзальный не заглядывал, может, там чего есть?

– Все обошел, нигде ничего. Хорошо, шампанское у бензоколонки оказалось...

– Не, старик, это замечательно! Шампанское - это класс. Сидим, как миллионеры. Я вот помню, у Белля, кажется, есть рассказ... Да, кстати, как ты относишься к Пикулю?

Время от времени Толик порывался пойти в дом и поискать фужеры, но я его удерживал, опасаясь, что по хмельному обыкновению он не сможет пройти мимо своих дачников Зельдовичей, которые сидели в шезлонгах у крыльца, начнет им объяснять, как он уважает еврейскую нацию, вспомнит гений Эйнштейна, Каплера, Чаплина, славного парня Фиму Дворкина, с которым учился в университете, а потом полезет обниматься и с радостным гоготом признается, что в душе он и сам еврей. А я буду сидеть и ждать в одиночестве мифические бокалы, которые он так и не принесет.

– Из чашек лучше,- говорил я.- Через край не льется. И икоты никакой...

– Ну смотри, а то я мигом... Кстати, в твоей повести - там, где они пьют из самовара пиво... Подожди-ка, или это не у тебя? А, да у тебя... Так вот, когда я служил на Тихоокеанском флоте... Слушай!
– Толик звонко хлопнул себя по лбу.
– А хочешь, я тебе отрывок из Эрве Базене прочитаю, который зимой перевел? Там всего страниц восемь-десять...

В этот момент в кустах за забором ухнуло, словно там завалили спиленную березу, затрещали ветки, кто-то смачно выматерился, мы вскочили и увидели плотного мужчину, продирающегося сквозь цветущий шиповник. Мужчина выбрался из кустов, поставил на землю могучий портфель и оглядел нас с торжествующей улыбкой.

Толик поправил очки, приглядываясь.

– Андрей!
– оборачиваясь, крикнул мужчина.
– Иди сюда! Нашел! Вот он, подлец, где живет, я же помню...

– О-о, Володя!
– Толик вскинул руки для объятий и пошел навстречу. Кого я вижу! Сколько лет, сколько зим!

– Володья! Ты гдье?
– раздался от ручья голос, выдающий иностранца.

Я вытянул из корыта мокрую бутылку и поставил ее рядом с книгой. Дело будет, подумал я. И еще я подумал: хорошо, что жена с сыном поехали к бабушке и вернутся только завтра.

– Сюда, Андрей, сюда!
– радостно позвал Володя. Он уже тискал Толика и косился смышленым взглядом на корыто с шампанским.

За кустами возник молодой человек в белом костюме и очках с просторными стеклами.

– Сюда! Сюда!
– замахал руками Толик.
– Проходите!
– Четкими командами и понуканиями он с третьего раза вывел молодого человека к дырке в заборе.

Парень в белом костюме проник на участок и вежливо представился: Андрэй.

Я взял золотогорлую бутылку и открутил проволоку. Взметнулся седой дымок. Зашипело.

– Вот видишь, Андрей, как живет наш простой советский андеграунд.Володя принял чашку и без церемоний выпил; как газировку.- Я же тебе обещал, что познакомлю. Вот, пожалуйста...

Толик-андеграунд засмеялся, принес из сарая два липких стакана, вытряхнул из них мух и сполоснул в корыте. Вообще-то, Толик закончил филфак Ленинградского университета и курсы социологов-психологов, которые ему особенно пригодились при работе в кочегарке, где народ собирается нервный и не всегда справедливый.

– Да, понимаешь,- сказал он.- Тысячу лет... А я думаю, кто там ломится? Ну, давайте, со свиданьицем!..

Мы выпили. Клубок холодных иголок добежал до живота и сделался теплым.

– А мы идем, идем - нет забора. А я помню, что мы тогда с девчонками от ручья заходили. Зимой было дело, на каникулах, скользко...

– Ну, это когда было!
– радостно сказал Толик.- Сколько лет! Университет... Да...

– Чуть голову себе не свернул. Вон, видишь, как руки оцарапал?

– Молодцы, что пришли. А мы тут сидим, понимаешь, разговоры разговариваем...