Дороги и сны
Шрифт:
– Ну-ка покажи мне этого Санчеса и его иностранцев, – произнес Рельмо и решительно перешагнул черту, отделявшую его от пустоты тоннеля. – Ты хорошо их помнишь?
– Ну как… – растерялся Хосе Игнасио. – Видел… белобрысые такие…
– Рассказывать не надо, просто вспомни и представь их. Представил? А теперь минутку не шевелись…
Он сделал еще шаг, сливаясь с призрачной фигурой вызванного и перехватывая зрительную часть его сознания. Охранник у дверей лавки, действительно белобрысый и голубоглазый, мог с равным успехом происходить как из Лондры, так и из Вышневолоцкого района Тверской губернии. Его напарника видно не было – наверное, дежурят по очереди. А вот при виде того самого «хозяина», которому и охрана не нужна, Макс едва сдержал ругательство и поторопился прервать контакт, пока пришелец не опомнился и не почуял его растерянность. Вот куда подевался Саня Сидоренко!
Стараясь не выказывать излишней торопливости, Рельмо сделал несколько шагов назад, с искренним облегчением покидая своды тоннеля.
– Иди, Хосе Игнасио, – с подобающей для магического действа торжественностью произнес он. – Ты мне очень помог, и тебе это в самом деле зачтется.
Не дожидаясь, когда покойник удалится во тьму тоннеля, мэтр повернулся и пошел прочь, размышляя на ходу, знают ли Казак и его подружка-ведьма о городке под названием Аррехо, как скоро до этого теплого местечка доберется наместник и как бы это исхитриться попасть туда раньше.
Кантор честно молчал, как его и просили. Он привык молчать, когда надо, и ему это даже не составляло труда. Но вот заставить себя не смотреть не получалось никак. Хоть и понимал: если знающий человек сказал «просматривать левую сторону», то не просто так это сказано, а все равно то и дело ловил себя на том, что украдкой пялится на легендарного героя и пытается сравнить его нынешний облик то с портретами, то с почтенной персоной придворного мага. Все не давал ему покоя один вопрос: как же могло так получиться, что никто из коллег не узнал воскресшего Вельмира, и возможно ли это было в принципе, если исключить опознание по голосу? Ведь пропавшего маэстро Эль Драко узнала первая же попавшаяся художница, и это невзирая на радикальные изменения во внешности. А если бы его лицо изменил не скальпель хирурга, а всего лишь несколько десятков прожитых лет? Или он все же недооценивает эти самые несколько десятков? С одной стороны, Амарго тоже здорово изменился с возрастом, а тот же мэтр его узнал с первого взгляда. И Шеллар, пусть и не с первого… Или такие примеры не годятся? Синеглазый мистралиец – это ходячая особая примета, а у Амарго глаза еще и цвет сохранили, не настолько он стар… У мэтра светлые были, выцветшие, поблекшие, поди угадай, серые они вообще или голубые. Это сейчас видно, что все-таки серые, со стальным отливом, точно как на той картине… Кстати, не потому ли почтенный мэтр столько лет от людей прятался, прикидываясь, будто по дальним странам путешествует, что автор картины узнал бы его в любом виде? Не дожидался ли наш отшельник, когда чересчур глазастый друг умрет от старости? Или все дело лишь во времени? Полторы сотни лет, тут кто хочешь забудет. Особенно если еще бороду отпустить – прощай четкая форма подбородка – и усы, в них так удобно мудро усмехаться, подчеркивая почтенный возраст… Но все же столько знакомых магов, и ни один?.. А ведь настоящий мэтр Истран, судя по всему, тоже существовал, куда же он подевался? И так ли уж были похожи два мэтра, чтобы их можно было перепутать?
Словом, даже неловко было за такой нездоровый интерес, хорошо хоть Мафей не заметил. Вернее, заметил, конечно, но не обратил надлежащего внимания – принц тоже постоянно посматривал на великого мага с трепетным восхищением и от других ожидал того же. Зато сам почтенный мэтр не просто заметил, а даже замечание сделал, и не один раз, хотя и в иносказательной форме – то напомнит о бдительности, то как бы между прочим опишет, какая опасная живность здесь водится, то просто поинтересуется – не видно ли чего интересного по левой стороне? К счастью, в первый день путешествия их путь пролегал по относительно безопасным местам и ничего такого, что могло бы опозорить невнимательного товарища, с левой стороны не выскочило. А вечером наблюдательный мэтр благоразумно решил, что небольшое объяснение обойдется ему дешевле, чем ежедневные косые взгляды.
Ночью дежурили по очереди – сначала Кантор, потом Вельмир и под утро Мафей. Жака освободили от ночных бдений, так как он и без того весь день за рулем, а девушку – просто потому что девушка. Хотя Кантор подозревал, что тактичный мэтр выдумал сии достойные причины, дабы не травмировать впечатлительных соратников публичным объявлением об их бесполезности как стражей. Жак еще ладно – этот скорее ложную тревогу пять раз поднимет, чем опасность прозевает, да и вполне возможно, что управление машиной и в самом деле так утомительно, а вот мечтательная девица в задумчивости может не углядеть даже Толикового мохнатого слона. Но не скажешь же ей этого напрямик, она и без того чересчур мнительна во всем, что касается ее персоны. Вот кто бы ей разъяснил, что людей любить – оно, конечно, хорошо, но надо же хоть чуточку любить и себя… К сожалению, сам Кантор знал только один способ излечения юных дев от подобных заблуждений, и что-то ему подсказывало, что в этом случае его способ не годится. Мало того что не поможет, так еще и почтенный мэтр голову открутит заодно с некоторыми противоположными частями тела.
Дежурство прошло на удивление спокойно – даже обещанные гигантские насекомые не подползали к защитному пологу в поисках поживы, не говоря уж о местных разбойниках, которые встречались в пустошах куда реже. О чем Кантор и отчитался, разбудив мэтра в полночь, чтобы передать пост.
– Хорошо, – кивнул тот, выбираясь из-под одеяла и приглаживая растрепанные русые пряди. – Надеюсь, мы еще и завтра поспим спокойно, тут по пути еще один Оазис, значит, местность тоже регулярно зачищается. А плохо кое-что другое.
– Что? – честно подбросил реплику Кантор, скорее по театральной привычке, чем по необходимости. И так ясно, что мэтр не нуждается в наводящих вопросах, раз уж сам заговорил.
Герой поднялся, отошел подальше от спящих товарищей, поманив за собой Кантора, и присел по другую сторону костра.
– Плохо то, что ты целый день пристально всматриваешься в меня, вместо того чтобы уделить надлежащее внимание окрестностям. Сегодня это еще не имело печальных последствий, возможно, обойдется и завтра, но, когда мы выедем в дикие пустоши, твой интерес к моей персоне может закончиться печально. Если ты хочешь что-то знать – спроси и не мучайся.
– Как? – выпалил Кантор, вложив в одно-единственное слово все вопросы, копившиеся в голове с самого утра.
Волшебник грустно усмехнулся:
– Мы с Истраном были немного похожи. Внешне. Раз уж мы оказались на одном острове и раз уж его угораздило там умереть, самым логичным решением было взять его имя.
– И никто не заметил?
– Морриган и Алиенна меня прикрыли – ради того чтобы я вернулся, они и не на то были готовы. В остальном… Я был сильнее Истрана как маг. А скрыть лишнюю Силу проще, чем имитировать недостающую. Мы принадлежали к одной школе, и, хотя изначально у нас была разная специализация, все же столько лет на острове надо было чем-то заниматься, просто чтобы не свихнуться со скуки. Я в совершенстве изучил пятую стихию, которой в юности уделял незаслуженно мало внимания, и приобрел базовые познания о школе Дубового Корня. Истран в свою очередь достиг заметных успехов в боевой магии…
– А характер, повадки, манера двигаться, речь, голос, в конце концов?
– И этот вопрос мне задает человек, который шесть лет успешно морочил головы всему континенту, включая старых друзей? – В голосе волшебника промелькнули хорошо знакомые нотки добродушной насмешки. – Все меняется, друг мой, и мы меняемся с годами. Особенно если двум разным людям доводится много лет жить вместе на ограниченном пространстве и ежедневно общаться только друг с другом. За эти годы мы стали похожи и в манерах, и в речи, и даже во взглядах. Многие потом говорили: «Отшельничество пошло Истрану на пользу, он стал не таким занудой, как раньше». Если учесть, что настоящий я никогда в занудстве замечен не был, можешь представить себе, что со мной сделали эти сорок лет в его обществе. Ты бы знал, каких усилий мне стоит сейчас удерживаться от чтения нотаций Мафею, который, должен заметить, ведет себя не то что неподобающе, а попросту безобразно! Я уж не говорю о нашем добром хозяине, господине Викторе, – если бы я высказал ему все, что в глубине души считаю нужным, он бы меня убил, наверное.
– Да ну… – недоверчиво протянул Кантор, но мэтр немедленно его перебил:
– Припомни сам, сколько раз ты испытывал желание пришибить на месте его величество или хотя бы огреть чем-нибудь тяжелым?
– А ваш сосед по острову, настоящий мэтр Истран, точно умер ненасильственной смертью? – не остался в долгу Кантор.
– К тому времени я к нему давно привык, – рассмеялся волшебник. – А вот в первые месяцы знакомства действительно испытывал сильное желание стукнуть его или придушить. Однако, будучи человеком цивилизованным и просвещенным, всякий раз отдавал предпочтение старой доброй «завесе безмолвия». Полагаю, теперь ты знаешь все, что хотел? Надеюсь, уж ты-то не станешь задавать мне глупый вопрос «почему?»