Дороги Нестора Махно
Шрифт:
Нас затягивало в прочные сети, сплетенные белыми офицерами. Тогда, как мы стремились использовать григорьевщину, как антибольшевистское и антиденикинское движение, еще не утерявшее влияние на селе, офицеры успешно обрабатывали крестьян, пленяя их материальными «идеалами», обещая, что Деникин несет частную собственность, мануфактуру, соль, и это им очень нравилось.
С этого времени мы почувствовали что почва под ногами ускользает. К тому же была раскрыта связь Григорьева со ставкой Деникина, это ускорило развязку.
Чтобы узнать судьбу жены Галины [668] , которая из Гуляйполя уехала к себе на родину в с. Песчаный Брод, Махно начал готовиться в путь под предлогом разведки.
30 июня на площади строились 150 кавалеристов, Махно давал распоряжения Серегину и Тарановскому [669]
668
КУЗЬМЕНКО АГАФЬЯ АНДРЕЕВНА (ГАЛИНА АНДРЕЕВНА) (1892 – 1978) — родилась в семье киевского жандарма, бывшего крестьянина с. Песчаный Брод Киевской губернии. Окончила учительскую семинарию. С 1917 г. учительница 4-го класса земской Гуляйпольской школы. Щирая украинка с анархическим уклоном и неутомимая защитница женщин. В 1919 г. — председатель союза учителей. С 1919 г. — жена Н. Махно, эмигрировала с ним за границу, где родила дочь Елену. Жила в Париже. Во время второй мировой войны вывезена в Германию на работы. После освобождения советскими войсками вернулась на Родину и осуждена на 10 лет, дочь находилась в интернате г. Джезказгана. Отбыв срок заключения жила с дочерью в постоянных унижениях властями. Умерла 23 марта 1978 г. на 86-м году жизни в г. Джезказгане.
669
ХАРАНОВСКИЙ (1888 – 1921) — из семьи середняка с. Времьевки Большеянисольской волости Мариупольского уезда. Житель Гуляйполя. Анархо-коммунист с 1917 г. Хороший штабист. Сожжен крестьянами на костре в августе 1921 г.
— Господин атаман Григорьев, — начал повыше ростом неизвестный, — мы офицеры ставки Добрармии, посланные к вам для связи. С нами письмо. Неделю назад вам посланы деньги, в сумме полтора миллиона рублей, и вы изволите их получить в Елисаветградском Кооперативе.
Махно нервно кусал губы, и, наконец, выхватив револьвер, стал расстреливать офицеров. Мы ворвались в комнату, обыскали одежду убитых и разыскали письмо.
Через полчаса мы созвали наших командиров и членов Реввоенсовета без григорьевцев и читали письмо генерала Романовского, начштаба Добровольческой армии.
Из письма было видно, что Григорьев со ставкой Деникина был связан давно, получал оттуда военные распоряжения, и у него хорошо налажена связь. Письмо гласило, что Григорьеву надлежит с повторным восстанием против войск Троцкого поспешить, что он должен соединиться с частями генерала Шкуро и действовать по внутренним операционным линиям, по железнодоржным магистралям, закрывая красным пути отступления из Одессы и Николаева.
На заседании вначале решили — немедленно разоблачить в предательстве атамана и судить, но Махно колебался. Он доказывал, что не настало время, что следует повременить, когда состав армии возрастет, и что вообще, лучше надо присмотреться, ибо эту штуку могли проделать и большевистские агенты, чтобы спровоцировать его в наших глазах. После долгих споров, Махно категорически заявил, что должен ехать в Песчаный Брод на заседание с повстанцами, а Реввоенсовет с остальными махновцами остается с Григорьевым, скрывая расстрел офицеров и получение письма, детально изучая всякий его поступок, и в случае чего расстрелять его на месте. Так и порешили.
На вторые сутки мы с Махно уже были в с. Песчаный Брод, а остальные наши с Григорьевым вышли на Компанеевку.
25-го июля мы возвращались обратно. Подъезжая к селу Осетняжка, мы изумились изобилию пуха, летавшего по улицам. Григорьев с армией и Реввоенсоветом был здесь. Нам на глаза попался Серегин, который с возмущением рассказывал о Григорьеве. Оказывается, Григорьев начал замечать недружелюбное к себе отношение наших ребят, и сам начал их притеснять. Он успел расстрелять двух наших за то, что они, не спросивши его разрешения, заехали к священнику в огород и нарыли ведро картофеля. Своим же «хлопцам»он разрешил большее: они заходили в еврейские квартиры и, кроме насилия над женщинами и грабежа, расстреливали мужчин, обыкновенно
С вечера в субботу, 26 июля, в с. Сентово заседал Реввоенсовет (без григорьевцев), который решил убрать атамана.
То было 27-го июля, когда в с. Сентово, неизвестно, григорьевцы или махновцы ограбили кооператив. Крестьяне сошлись на сход и потребовали Григорьева. Он не замедлил явиться и сказал им, что в этом виноваты махновцы, а не григорьевцы. Шпота утверждал противное, и крестьяне пригласили батьку.
Вскоре Махно в сопровождении Чубенка, С. Каретника, Лепетченко, Колесника [670] и меня, прибыл на сход. Мы уже знали, что Григорьев сваливает вину на наших ребят и дорогой условились немедленно разоблачить его перед крестьянами.
670
КОЛЕСНИК (1890 – 1920) — из бедной крестьянской семьи с. Гуляйполе. Кузнец, анархист с 1917 г., активный участник махновщины. Артиллерист. Погиб в начале 1920 г.
Эта миссия выпала на Чубенко, который предстал перед крестьянами: сход во дворе сельсовета.
Чубенко сказал, что атаман Григорьев слишком многое позволяет, что не махновцы виноваты в ограблении кооператива, а григорьевцы, что Григорьев, вообще, подлец и деникинский наймит.
Сидящий рядом с Махно Григорьев вспылил и обратился к нему со словами: «Батько, Чубенко за свои слова отвечает сам, или за него отвечает Реввоенсовет?»
Как вы знаете, в таких случаях Махно лавирует. Пожимая плечами, он сказал: «Пусть заканчивает, а потом у него спросим».
Григорьев подбежал к Чубенко, хватаясь за маузер. Но когда заметил, что его охраняли Лепетченко и я, сунул маузер за голенище сапога. Чубенко прервал речь и попросил Григорьева войти в здание для обьяснения.
Крестьяне начали делиться на группки, когда Григорьев, в сопровождении своего телохранителя, вместе с Чубенко, Каретниковым, Лепетченко и мною, входили в канцелярию сельсовета. За ними следовал Махно, Чалый [671] и Колесник. Григорьев с телохранителем стал с одной стороны стола, ругаясь и стуча, а Чубенко с Лютым — с другой.
671
ЧАЛЫЙ — середняк с. Заливное Александровского уезда. С 1917 г. член Гуляйпольской группы анархистов. Политически недалекий человек. Командир местного отряда. Расстрелян в мае 1921 г.
Григорьев раздраженно сказал Чубенко: «Ну, сударь, дайте обьяснение, на основании чего вы говорили это крестьянам». Чубенко ответил, что он, Григорьев, поощряет буржуазию: когда брал сено и фураж у кулаков, то платил за это деньги, а когда брал у бедняков, то попросту грабил, а жалобщиков выгонял и угрожал им, что оставил у одного помещика пулемет и два ящика патронов, винтовки, 60 штук брюк, в то время, когда повстанцы раздеты и плохо вооружены. Напомнил Григорьеву, как он расстрелял двоих махновцев за то, что они нарыли ведро картофеля, как собственноручно избил нескольких махновцев, допускал еврейские погромы, что, как союзник Деникина, не захотел наступать на прорвавшегося к Плетенному Ташлыку генерала Шкуро. Григорьев стал все это отрицать. Тогда Чубенко заявил: «Так вы еще отрицаете, что вы не союзник Деникина? А кто же посылал делегацию к Деникину и к кому приезжали те два офицера, которых Махно расстрелял?»
Григорьев, наклонив над столом голову, схватился за маузер, но не успел его выхватить, как Чубенко с «библея»выстрелил в него в упор. Григорьев зарычал и бросился к выходу. Стоявший в стороне Махно крикнул вдогонку: «Бей атамана!»
Чубенко, Каретников, Лепетченко, я и Чалый выбежали следом на улицу, стреляя в бегущего впереди Григорьева. Он споткнулся и упал, выхватывая свои маузеры. Подбежавший махновец Качан [672] выстрелил в него в упор.
Испуганная толпа бросилась врассыпную.
672
КАЧАН — гуляйполец, сын кулака, анархист, честный и отважный боец. Убит в бою с деникинцами в 1919 г. под Александровском.