Дороги товарищей
Шрифт:
НАСТАСЬЯ КИРИЛЛОВНА
«Будет ужасно трудно», — говорили Аркадию. Он и сам знал, что будет нелегко. И все-таки он не представлял, как будет трудно.
Но люди, которые организовывали подполье, имели в виду, какие сложности встанут перед Аркадием. Вот поэтому ему и был дан на всякий случай один адресок. Человек, проживающий по этому адресу, не мог прийти к Аркадию. Он не знал Юкова и ни разу не видел его. Но Аркадий, в случае тревожных осложнений,
Инструктируя Аркадия, худощавый заметил, что дядя Вася вряд ли понадобится ему в ближайшее время. Он ошибся.
Может быть, поэтому дядя Вася так встревожился и даже растерялся, узнав, что к нему пришел Школьник.
Впрочем, растерялся и Аркадий.
Первомайскую улицу он знал хорошо, потому что там жила Соня. Нужный дом был где-то рядом. Аркадий без особого труда разыскал его и, стоя возле калитки, постарался вспомнить, кто живет здесь. Аркадий часто видел на скамейке под окошками старую женщину, которая грелась на солнышке. Иногда она читала книжку. Аркадий с ней даже не здоровался. Не раз она недоброжелательно, с антипатией поглядывала на него…
Должно быть, это была мать сапожника дяди Васи. Она и вышла на стук Аркадия. Хмуро спросила, узнав Юкова:
— Что надо?
— Здравствуйте. Ищу сапожника дядю Васю.
Старуха помедлила и ответила по-условленному.
— Дядя Вася давно уехал.
— Я знаю, что уехал. Поэтому и пришел.
— Входи скорее, — сказала старуха.
Она ввела Аркадия в кухоньку с плотно завешенным окном, вывернула фитиль лампы и, поднеся ее к лицу Аркадия, спросила:
— Кто ты? Зачем пришел?
— Срочно нужен дядя Вася. Я — Школьник.
Лампа дрогнула в руках старухи. На лице ее, изрезанном крупными коричневыми морщинами, выразилось изумление.
— Школьник? — недоверчиво спросила она. — Назови себя.
— Широка страна моя родная.
— Хорошо, верю. — Старуха поставила лампу. — Садись. В чем дело?
— Попросите дядю Васю.
— Я дядя Вася. Говори.
Теперь изумился и растерялся Аркадий.
— Вы? Назовите себя.
— Выходила на берег Катюша… Зовут меня Настасьей Кирилловной. Садись, тебе говорю.
Аркадий сел на скамейку и, вглядываясь в сморщенное лицо Настасьи Кирилловны, сказал:
— Но я не знал… мне не говорили, что дядя Вася…
— А зачем тебе было знать? Я тоже не знала, что Школьник — ты. Я тебя не любила, — с грубоватой прямотой ответила Настасья Кирилловна. — Видно, ошиблась. Почему пришел? Я не ждала. Рано.
— Серьезные дела.
— Погоди. Где служишь?
— В полиции. — Аркадий вынул из кармана и показал свою особую бумагу.
— И это все?
— Нет. Я получил вот какое задание…
И
— Правильно, — после короткого раздумья ответила Настасья Кирилловна. — Хорошо поступил. Только докладывать Дорошу не спеши. Когда тебе срок назначен? Послезавтра? Мал срок.
— Сам взялся. Не учел, Настасья Кирилловна, — виновато сказал Аркадий.
— Ладно, попробуем поправить дело. Прежде чем идти к Дорошу, ко мне загляни. Завтра поздно вечером. Я тебе скажу, как поступать. Может, мы хорошо сыграем. Если бы удалось!..
Она думала о чем-то таком, что, по всей вероятности, знать Аркадию было не обязательно.
«Старушка! Пенсионерка! Кто бы мог подумать!..»
Аркадий глядел на нее с восхищением.
— Да, может, получится, — сказала Настасья Кирилловна, и глаза у нее, как будто бы потухшие, вдруг молодо блеснули. — Придешь, значит, поздно вечером. Словом, в одиннадцать часов. Ходить можешь беспрепятственно?
— Да, — Аркадий снова показал свой дьявольский документ.
— Ладно. Ребят надо предупредить. Пусть уходят. А то беда может быть.
Настасья Кирилловна уперлась локтем в стол, положила острый подбородок на сжатый кулачок и в упор стала разглядывать Аркадия. Он смущенно заерзал на скамейке.
— Самочувствие как? — спросила Настасья Кирилловна.
— Плохо, — ответил Аркадий.
— Почему? — Глаза Настасьи Кирилловны сразу же стали строгими. — Страшно?
— Не то. Отец мешает, — сказал Аркадий.
— Отец? Он вернулся?
Аркадий кивнул.
— Выходит, прийти к тебе нельзя?
— Ни в коем случае. Отец в полицию поступил.
— Новое дело! — вырвалось у Настасьи Кирилловны.
— Неважное дело…
— Не додумали. В таких условиях работать тебе нельзя. Что же делать?
— Я не знаю, — сказал Аркадий и опустил голову.
Старушка молчала.
Не выдержав молчания, Аркадий с торопливой горечью проговорил:
— Он погубит многих!
— Спокойно, — сказала Настасья Кирилловна. Она обняла и поцеловала Аркадия. — Спокойно, сынок. Не будем больше говорить об этом. Есть люди, которым партия и народ доверили решать человеческие судьбы. У тебя все?
— Все, Настасья Кирилловна.
— Иди и будь осторожен. Завтра в одиннадцать вечера жду тебя. Убедись, что никто не следит за тобой. Ступай, сынок. Да помни, что ты не одинок. Много хороших людей помогают тебе.
Отец уже спал, когда Аркадий вернулся домой. Громко, раскатисто храпел Афанасий Юков.
Аркадий постоял возле кровати, поглядел на человека, давшего ему жизнь. Наверное, он обречен теперь. Но ни жалости, ни сострадания не было в сердце при мысли об этом.
Нет ни жалости, ни сострадания. В сердце была лишь обида и горечь. Отец?! Да какой же он отец!..