Дороги вглубь (с иллюстрациями Павлинова П.Я.)
Шрифт:
Обрадованные неожиданным решением сложной задачи, строители с жаром приступают к новым опытам. Они работают с увлечением, забывая о времени.
Все ближе и ближе экспериментаторы конечной цели. Заменены катушки и включены в схему другие конденсаторы, согласно новым расчетам. Все более четким становится изображение на экране. Теперь конструкторы на правильном пути. Увлекшись, они проработали всю ночь.
К началу рабочего дня в лабораторию пришел Ольшанский. Инженеры встретили его радостными восклицаниями.
— Спасибо
Ничего не понимающий математик долго смотрел на ликующих инженеров и лишь спустя некоторое время решился спросить:
— Скажите… Разве набросков, которые я успел сделать, оказалось достаточно? Ведь расчеты еще не закончены.
— Ничего себе «не закончены»! — закричал Павел Павлович. — Нарочно вы скромничаете, что ли? Как вам нравится? — обратился он к окружающим. — Товарищ считает свою работу незаконченной. А что показали опыты сегодня ночью?
Математик растерянно улыбнулся. Ему было непонятно, каким образом несколько математических набросков, сделанных карандашом на пяти страницах ученической тетради, смогли так сильно помочь инженерам.
— Вы ошибаетесь, — наконец заявил он. — Моя роль явно преувеличена. Я еще ничего не успел сделать.
— Оставьте, оставьте! — решительным тоном перебил его Павел Павлович. Все совершенно ясно, больше от вас ничего и не требуется… Спасибо, еще раз спасибо!
«Удивительно, как мало им было нужно», — думал Ольшанский, покидая лабораторию.
Вечером Павел Павлович и два сотрудника, принимавшие участие в удачном завершении опытов, сидели у кровати больного.
Модест Никандрович больше, чем обычно, был оживлен и слушал все, что ему говорили, с повышенным интересом.
— Прошлой ночью мы добились, наконец, четкого изображения, — рассказывал Павел Павлович. — Изображение настолько ясное, что и желать больше нечего.
— На каком расстоянии?
— Судя по всем данным, можно смело утверждать — метров на триста. Завтра собираемся выехать в поле.
— Очень хорошо… Очень хорошо…
Посетители уловили во взгляде Модеста Никандровича живой интерес и как будто даже радость.
— Вот еще что, — продолжал Павел Павлович, — очень сильно нам помог математик Ольшанский. Да вы его, наверное, знаете?
— Очень мало. Чем же он помог?
— Это замечательная история! Надо иметь в виду, что Ольшанский раньше совершенно не был в курсе нашей работы. И, представьте себе, в течение буквально одного рабочего дня он произвел сложнейший математический анализ! Работа огромная, просто непостижимо, как он сумел так быстро сделать… Все поражаются.
— Сегодня только о нем и говорят в институте, — вставил один из гостей.
— Очень интересно… Расскажите, как это произошло.
— Работаем мы ночью, — начал Павел Павлович. — Чувствую, что с режимом анодного сопротивления в последнем каскаде неладно. Вспомнил про математика, ведь он уже приступил к вычислениям. Дай, думаю, взгляну! Может быть, успел кое-что сделать более или менее подходящее для нашего случая. Подхожу к письменному столу. Открываю ящик. И что же вы думаете! Вижу синюю папку, заглянул в нее — батюшки! Огромнейший математический труд, целая диссертация! И вопрос, заметьте, поставил немного иначе, чем у нас он ставился раньше…
Павел Павлович остановился, так как заметил, что лицо Модеста Никандровича вытянулось и приняло растерянное выражение.
— Очень талантливый математик, — добавил один из сотрудников.
— Да… удивительно… — неопределенно произнес Цесарский, странно улыбаясь.
Присутствующие поняли, что подобный разговор волнует больного и замолчали. Для них стало ясно: Модесту Никандровичу трудно свыкнуться с мыслью, что не он, а кто-то другой приобрел славу человека талантливого, сумевшего помочь делу строительства подземного звуколокатора.
На следующее утро в дверях служебного кабинета Цесарского появился Ольшанский.
— Заходите, заходите! — обрадовался Павел Павлович.
— Извините, но мне надо выяснить… Произошло недоразумение.
— Какое? — Чибисов заметил, что гость чем-то обижен и смотрит на него не совсем доброжелательно.
— Видите ли, — продолжал математик, — у меня появилось подозрение, что я не заслужил той благодарности, которой вы меня щедро наградили.
— Ничего не понимаю.
— Еще раз благодарю за высокое мнение обо мне, но вынужден, к сожалению, просить у вас разрешения заглянуть в ящик письменного стола — я там кое-что забыл…
Павел Павлович, пожимая плечами, отодвинул свой стул.
— Смотрите, пожалуйста.
Ольшанский наклонился, открыл один из ящиков и вынул тоненькую ученическую тетрадку.
— Вы это видели?
— Нет, — признался Павел Павлович.
— Так и знал… — сказал Ольшанский, облегченно вздохнув. — А не можете ли вы показать мне «мой» труд, — добавил он, делая ударение на слове «мой».
— Вот он, — с готовностью произнес Чибисов, извлекая из другого ящика плотную синюю папку.
Ольшанский взял ее, неторопливо раскрыл и принялся внимательно рассматривать содержимое.
— Замечательная работа! — проговорил он, хитро улыбаясь.
Дверь отворилась, и в кабинет вошел молодой конструктор, ближайший помощник Павла Павловича.
— Замечательная работа! — повторил Ольшанский, обращаясь к только что вошедшему конструктору.
Инженер удивленно посмотрел на него. Трудно было поверить, что Ольшанский, человек бесконечно скромный, хвалил собственную работу.
— Конечно замечательная… — подтвердил Павел Павлович, — какие могут быть сомнения?