Дорогие мои
Шрифт:
Мы встречались на углу у Библиотеки Ленина. Я туда приезжал на троллейбусе с Полянки, где жил. Она жила в Обыденском переулке у Кропоткинской. Мы шли пешком до Дома культуры университета, смотрели там афишу, потом по улице Горького до бульвара, а потом по бульварам до её дома.
В её доме мы стояли между третьим и четвертым этажами. Просто болтали.
Однажды я сказал:
– Давай свою щёку на прощанье, – и поцеловал не только щёку, но и губы.
Мы гуляли по улицам и всё время болтали.
– Тебе, наверное, скучно со мной?
– Да ты что? Наоборот, я хожу, болтаю и думаю, как бы тебе со мной не было скучно.
Я купил два билета на «Таганку», на гремевшую тогда постановку «Десять дней, которые потрясли мир», правда, с нагрузкой на «Палубу».
Денег катастрофически не хватало. Пошёл на Добрынинскую продавать билеты на «Палубу».
– А что это за «Палуба»? – спросила одна женщина.
– Замечательный спектакль, – сказал я.
– А про что?
Я и сам не знал про что.
– Ну, там один парень полюбил девушку, а их родители были в ссоре, – стал я пересказывать «Ромео и Джульетту».
– Да, интересно, а при чём здесь палуба?
– А все дело там происходит на корабле, а на нём, как известно, есть палуба.
Продал билеты. Пошли на «Таганку».
Однажды Валя сказала:
– Ты ко мне в институте лучше не подходи.
– Из-за Коли?
– Да.
Я и так к ней подходил из-за этого редко, чтобы скандалов не было, но тут возмутился:
– Обязательно буду подходить!
– Вредный. – А сама улыбается. – Прошу тебя, не подходи.
Как-то прибежал к той аудитории, где она училась. На переменке Валя вышла ко мне, и только мы пошли вместе, как нас догнал Коля и сказал:
– Лион, у тебя есть телефон, вот и звони. Мы пошли дальше.
– Что это за идиотизм? – спросил я.
– Не обращай внимания, он такой. Она разволновалась.
На следующей перемене я опять пришёл. Он, Коля, просто схватил её за руку и не пускал ко мне.
Она никак не могла решиться убедить, уговорить его, чтобы он отвязался.
– Я ему говорю, а на него не действует.
– А ты со злостью скажи, решительно.
Ей не хотелось меня терять и жаль было Колю.
15 октября.
Мы пошли втроём в шашлычную на Пушкинской. Я, мой друг Володя и Валя.
В шашлычной оказалось неожиданно много моих знакомых, какие-то ребята с другого факультета, дядя мой, Григорий Ефимович, жена друга моего Лифшица.
Володька мой, которого я предупредил, чтобы вел себя прилично, был очень мил и веселил Валю.
Дяде моему Грише так понравилась Валя, что он прислал нам бутылку коньяку. Как-то веселее было.
За соседним столом пускали редкую по тем временам игрушку – заводной бульдозер.
– Тебе он нравится? – спросил я Валю.
– Да.
– Завтра у тебя будет такой же.
Где-то на четвертом этаже её дома есть на окне низенькая решётка. Окно на лестничной клетке. Две батареи. Мы вдвоём. Я сам себе не верил. Девушка, на которую я несколько месяцев смотрел издали и только мечтал познакомиться с ней… Девушка, ещё совсем недавно недосягаемая… а сегодня целует меня и не хочет уходить. И Коля её будет пилить, Коля, с которым она никак не может расстаться…
16 октября.
С утра поехал в «Детский мир» и купил Вале бульдозер. А ещё купил собаку. Мне надо было в этот день идти на свадьбу к приятелю.
Еду в метро, а все спрашивают, где я купил такую красивую собаку. Приехал в институт, а Валя уже уехала домой. Алла, Валина подруга, сказала:
– Подари ей лучше собаку. Или нет, лучше бульдозер… или собаку.
Позвонил Вале:
– Можешь выйти к метро на десять минут?
– Только на десять.
Мы пошли на Гоголевский бульвар. Коля уже сообщил ей по телефону, что по институту ходит Лион с какой-то собакой.
Я сказал Вале:
– Ты выбери, что тебе больше нравится – собака или бульдозер.
Она выбрала собаку.
Я с бульдозером поехал на свадьбу.
В какой-то день октября ходили на вечер песни в МГПИ.
Были мы с Лифшицем и Хлебниковым. С Лившицем я пел бардовские песни, а с Хлебниковым играл в миниатюрах. Я очень волновался, там, в пединституте, должна была быть Яшкина – женщина, с которой я до этого два года встречался.
Яшкина должна была прийти со своим парнем. До этого я её видел только с собой.
Огромная аудитория. Лифшиц сидит в четвёртом ряду. Мы стоим у стенки. Мы с Лифшицем должны здесь петь.
Оглядываю зал, ищу очки Яшкиной. Но нигде не вижу. Я не знал, как я буду реагировать на Яшкину. А вдруг брошу всё и кинусь к ней. «Нет, – думаю, – не побегу, от Вали я никуда не побегу».
Стоим, слушаем.
Моего знакомого барда Вериго не приняли.
Я говорю Лифшицу:
– Я петь не буду, здесь авторы свои песни исполняют, я здесь ни при чём.
А он и рад. Ему больше славы достанется.
Уже несколько человек провалились. Лифшиц радуется, это же соперники.
Хлебников смешит Валю, очень удачно смешит.
Наконец Лифшиц на сцене. Спел под гитару. Одну песню – не приняли. Спел вторую – мимо. Ушел со сцены красный как рак. Подошёл к нам и демонстративно, чтобы все слышали, сказал:
– Поеду в иняз, меня Стеркин пригласил. (Стеркин – автор песни «Если у вас нет собаки», пел эту песню на стихи Аронова задолго до рязановского фильма.)