Дорогое время
Шрифт:
Бледная кожа. Худое лицо. Выразительные глаза. Утончённая внешность деловой женщины.
Михаил находился в ее кабинете как гость. Он всегда считал, что только так управляющий может чувствовать себя на своем месте, и только так он сможет быть до конца откровенным.
– В целом все неплохо, несмотря на открытие еще одного клуба через улицу, – Ната выкладывала перед Михаилом бумажную отчетность. – Только… – она прикусила губу, – нас загоняют во временные рамки. Муниципалитет. У нас забирают два часа…
– Почему я узнаю это только сейчас?
– Я пыталась выровнять все своими силами… – Ее плечи дернулись.
Михаил уже стоял позади ее кресла. Он положил руки на женские плечи. От нее пахло черемухой.
– Столько лет, столько времени, Ната, мы решали все вместе, сообща… – Плечи дрожали под руками Михаила. – Сейчас ты решила все исправить сама… Не получилось. Мы потеряли время.
Он был в дверях, когда услышал ее срывающийся голос:
– Мне освободить кабинет?
– Не сейчас, придет время…
Проходя сквозь залы своего детища, Михаил впервые ощутил отвращение к клубу. Необъяснимые чувства, возникшие во вполне объяснимых обстоятельствах.
Он звонил из салона автомобиля человеку, стоящему возле рычагов городской власти. Нет, он не давил на эти рычаги сам. Но его влияния хватало делать усилия давления более мощными и наоборот. Михаилу было достаточно этого. А человеку хватало денег от достаточности Михаила.
– Понимаешь, сменилось руководство… Налицо смена направлений и концепций. Я пока не у дел,– голос в трубке выдавал всю степень сожаления. – Время такое. Извини…
Михаил выругался. Делал он это редко. Во время крайнего эмоционального напряжения. Его двигают. Он это чувствует. И двигают нагло и без какого-либо прикрытия. Значит, соперник дерзок и уверен в себе. Это впечатляет и рождает спортивный интерес. Михаил откинулся на спинку сиденья и заулыбался возрождающимся чувствам.
Боксерский клуб. Этот клуб они с Андреем основали вдвоем. Андрей в земле. И доля приносящего клубом капитала идет жене Андрея и его сыну. Все по-честному. Как и должно быть.
Местный управляющий – бывший боксер и промоутер. Олег. Его полтинник отражался на грузном теле, а два чемпионских пояса оставили шрамы и ломаный нос на лице. Олег говорил быстрее, чем думал. Михаил всегда списывал это на спорт. Но иногда это помогало быстрее понять ситуационную суть, чем дождаться обдуманных ответов.
– Нет! – произнес Олег. – Сначала да, потом два раза нет. Я ничего не пропустил и понял все правильно… – Он дергал перчатки, висящие на стене.
Михаил рассматривал фотографии известных боксеров так, словно видел их впервые. Черно- белые фото, цветные… Лица боксеров похожи: сломанные носы, рассечения. Неподвластны изменению временем. Все то же самое: те же удары, те же травмы.
– …Все было скреплено договорами, и мы обнялись, как в клинче, но потом звонок, как гонг с текстом о непреодолимых проблемах. В следующем раунде переговоров появился их представитель и заявил со всей ответственностью (хотя и не весит столько): «Контракт расторгнут». Невовремя заявлено о нашей неготовности разместить больше пяти сотен зрителей. К нам потеряли интерес.
– Бои пройдут в Богатыре, – сделал вывод Михаил.
– Да, там…
Михаил встал и три раза ударил в гонг, стоящий на столе управляющего.
В посещении офисов и строек он не видел смысла. Решил ограничиться телефонными звонками. Информация неутешительная. Почти везде возникли проблемы. На разных уровнях Михаил терял деньги и позиции. Простоял слишком долго груз с Мадагаскарским тиком в портах. Из-за задержек на таможне просрочена партия товаров. Везде неоспоримым фактором потерь являлось время. То есть то, из чего он делал фактически культ, и то, что помогало ему всегда находиться на вершине успеха, теперь разрушало его ликвид.
Михаил взглянул на старенькие Rado на своей руке и улыбнулся. Время прогулки.
Вечер ложился на плечи, словно шелком рубашка, оттеняя районы мегаполиса, силуэтами деревьев парка. Два огромных дога бегали вокруг него. Их морды, напоминающие денежные саквояжи из прошлой жизни, раскрывались для громкого лая. Они периодически садились перед Михаилом и заглядывали в его глаза, словно понимали суть проблемы. Он трепал их за уши и шел дальше, лишая собак игры.
«Время! Так много сегодня сказано о нем с самого утра. Кто начал эту лихорадочную гонку со временем? Нетронутый или девиз отца? Может, оба одновременно?»
Выкурив сигарету, вдохнув еще раз свежий воздух и получив пару ударов хвостом одной из заигравшихся собак, Михаил отправился искать Нетронутого.
*
Они сидели друг напротив друга. Приватная комната казино. Нетронутый по-прежнему был несвеж. Да, он сменил костюм и неряшливость прически, а пробивающийся запах пота – на терпкий одеколон. Глаза говорили о том, что он все это время провел в казино и в алкогольном дурмане.
– Да, я видел Тима, – ответил он на вопрос Михаила, почему-то прячась от света лампы. – Он утопает в лучах славы, пестрит на обложках журналов. Нерядовое событие – переход в этот класс… Нетронутый залпом выпил бокал коньяка, и смотрел на содержимое бутылки, купленной Михаилом. – Я видел его всего один миг. Он выходил из лимузина в окружении четырех длинноногих красавиц возле входа в «Континенталь». Меня даже не подпустили туда. Но Тим заметил меня и, повернувшись, крикнул: «Доли секунд, доли… они на самом деле бесценны!»
Михаил, плеснув себе коньяка, выпил и поморщился, словно почувствовал червоточины дерева дубовых бочек, в которых настаивался напиток.
– Но, что странно, я уже собрался уходить, когда толпа папарацци рассеялась, возле меня оказалась женщина в траурном одеянии. Она произнесла фразу, которая до сих пор стоит громом у меня в ушах, – Нетронутый залпом выпил на треть наполненный бокал. – «Только падший человек может глумиться в момент скорби по собственной матери…». Я не до конца понимаю смысл сказанного, но…